Текст подготовлен в сотрудничестве с Lenta.ru
Во время мемориальных мероприятий в Ереване, посвященных 100-летию трагических событий в Османской империи, Владимир Путин употребил слово «геноцид». Это вызвало возмущение в Анкаре. Турецкий лидер Реджеп Эрдоган призвал Москву сначала дать трактовку тому, что «происходит на Украине и в Крыму», и только потом судить о прошлом. Значит ли это, что в отношениях России и Турции разразился кризис?
После визита Владимира Путина в Ереван Москва столкнулась со сложностями на турецком направлении. Как известно, 24 апреля 2015 года глава Российского государства принял участие в траурных мероприятиях, посвященных 100-летию трагедии армянского народа в Османской империи. В своем выступлении президент недвусмысленно назвал события 1915 года геноцидом.
Со стороны турецкого истеблишмента последовала незамедлительная реакция. Сначала МИД Турции, а затем и президент Реджеп Тайип Эрдоган обратились к событиям далекой и близкой истории. России досталось и за ее политику в отношении народов Кавказа, Центральной Азии и Восточной Европы, и за действия в Крыму. Означает ли это некий разворот во внешнеполитическом курсе Анкары, проявлявшей до апреля 2015 года не просто сдержанность, а готовность к кооперации с Москвой?
Думается, делать далекоидущие выводы на основе эмоциональных высказываний турецкого руководства пока не следует. Представители Анкары всегда жестко и бескомпромиссно комментируют любые выступления политиков хоть из Вашингтона, хоть из Москвы, если те употребляют слово «геноцид» в связи с событиями 1915 года в Османской империи. За примерами далеко ходить не надо — вспомним хотя бы недавний скандал, вызванный словами Папы Римского. Или историю с отзывом посла из Парижа после того, как во Франции было принято решение о введении уголовного наказания за отрицание геноцида (то есть за официальную позицию турецкого правительства). Однако посол Турции вернулся во французскую столицу. И с Папским престолом, скорее всего, Анкара продолжит сотрудничество. В конце концов, и Барак Обама обещал в ходе своей избирательной кампании стать президентом, который признает геноцид 1915 года. Это обстоятельство хотя и не вызвало восторга у турецкого истеблишмента, не привело к разрыву с Вашингтоном, когда в Белый дом пришел Обама.
Слова и оценки исторического прошлого важны, но сегодняшней повестки дня они не отменяют.
У Турции и России крайне противоречивые отношения. Их трудно привести к какому-то единому знаменателю. На одной чаше весов — экономические интересы. Двусторонний торговый оборот по итогам прошлого года достиг 31,1 миллиарда американских долларов. Во внешнеторговом обороте РФ это почти четыре процента. Более того, и Анкара, и Москва публично выражали желание увеличить данные показатели. В качестве ориентира указывался уровень 100 миллиардов долларов к 2020 году. В декабре 2014-го «Газпром» и турецкая компания Botas подписали меморандум о взаимопонимании по строительству морского газопровода из России в Турцию через Черное море. При этом важно, что Турция — особый партнер Москвы в НАТО. Турецкая Республика располагает второй по численности армией в альянсе после США, но проявляет интерес к евразийским проектам. Турция — единственная страна — член НАТО, имеющая статус «партнера по диалогу» в Шанхайской организации сотрудничества. Признавая территориальную целостность Грузии, реализуя в этой закавказской стране немало проектов, Анкара, тем не менее, всегда держала открытым «абхазское окно», не перекрывала деловые и гуманитарные связи. Когда второй президент Абхазии Сергей Багапш побывал в Турции по приглашению абхазских общественных структур, в МИДе страны выразили удивление в связи с протестами грузинской стороны: мол, властям неизвестны детали частного визита, не согласованного с официальной Анкарой.
Во время российско-грузинского конфликта 2008 года турецкая дипломатия не поддержала инициативу восточноевропейских президентов, поспешивших оказать помощь президенту Грузии Саакашвили, не присоединилась к жесткой критической кампании против России.
Но на другой чаше весов находятся противоречия. Было бы неверным считать, что они вдруг неожиданно открылись в апреле 2015 года. Москва и Анкара жестко расходились в оценке ситуации в Сирии (не только на уровне риторики, но и в конкретных действиях по отношению к сторонам гражданского конфликта в этой стране). Спору нет, турецкие власти проявляли сдержанность в истории с Крымом. Но это не означает, что в последние месяцы не было попыток повернуть общественно-политическое мнение по поводу украинского кризиса против России. По справедливому замечанию российского востоковеда Павла Шлыкова, «в Турции существуют силы, готовые эксплуатировать романтические настроения части турецкой элиты, мечтающей об усилении экспансии на Кавказе, в Крыму, Поволжье, Центральной Азии, и рассматривающие Россию не как партнера, а как геополитического противника».
«Достаточно вспомнить резкие выпады в адрес России со стороны министра иностранных дел Турции Мевлюта Чавушоглу в Киеве на заседании Турецко-украинской группы стратегического планирования 10 ноября 2014 года», — добавил он.
Не стоит забывать, что и Крым, и Азербайджан (вкупе с нагорно-карабахским конфликтом, где Анкара также недовольна действиями России, воспринимаемыми как односторонняя поддержка Еревана) для Турции не только внешнеполитические сюжеты. Это фактор внутренней политики, поскольку немало турецких избирателей в большей или меньшей степени связаны с данными регионами происхождением, родственными отношениями, бизнесом или различными гуманитарными проектами. И от их позиции зависит успех того же Эрдогана и его партии, пришедших во власть «всерьез и надолго». Ни один политик на его месте не смог бы это игнорировать. Не только многолетней позицией по событиям 1915 года, но и внутриполитическими резонами можно объяснить столь жесткую и эмоциональную реакцию турецкого истеблишмента на слова Путина.
Однако какими бы ни были российско-турецкие противоречия, Анкара (в особенности при Эрдогане) стремится (насколько это получается — другой вопрос) немного дистанцироваться от США и НАТО. Турция уже не раз демонстрировала нежелание таскать каштаны из огня для Вашингтона.
Неготовность же ЕС к реальной, а не пиаровской интеграции с Турецкой Республикой (что нынешний ее президент еще в бытность главой правительства ставил в качестве одного из внешнеполитических приоритетов) также усилила евроскептицизм элиты Турции. Эрдоган, как и российский визави, жестко реагирует на попытки Запада поддержать общественную протестную активность, нацеленную на его политическое доминирование. Тут два лидера прекрасно понимают друг друга. Для обоих президентов защита суверенитета во внутриполитических делах — важнейшая ценность.
Конечно, помимо апрельского визита Путина в Ереван между странами могут возникать как прогнозируемые, так и непредвиденные трудности. Более того, нет сомнений, что найдутся игроки, заинтересованные в привлечении Турции к санкционной политике против России. Однако у сторон уже есть большой опыт деполитизации многих острых двусторонних проблем по мере углубления кооперации и экономической взаимозависимости. Так, Турция существенно смягчила свое отношение к сотрудничеству Москвы с Кипром или к пролонгации российского военного присутствия на военной базе в Гюмри в Армении. И есть надежда, что отношения между Москвой и Анкарой сохранят формат, который известный турецкий эксперт Бюлент Араз называл «соревновательным партнерством».
Общесомалийские органы управления необходимы равно настолько, насколько путем участия в их работе можно обеспечить долю клана в получаемой финансовой помощи мирового сообщества.
Прошедшие 2-3 сентября во Владивостоке переговоры Владимира Путина и Синдзо Абэ в рамках ВЭФ отличались открытой и доверительной атмосферой. Риторика российского и японского лидеров позволяют утверждать, что работа по подготовке мирного договора идёт в Москве и Токио полным ходом. Обе стороны не хотят упускать благоприятный момент, чтобы решить вопрос, тормозящий развитие отношений между странами многие десятилетия.
Конфликты на Украине, в Сирии и Ираке не только не изменили стратегическую линию развития НАТО, но стали индикаторами устойчивости курса на «возвращение альянса в Европу», наметившегося еще четыре года назад.
Сирийская оппозиция и ее региональные патроны в лице, прежде всего, Саудовской Аравии и Катара, объективно слабые с военной точки зрения, настаивают на большем вовлечении США, в частности – в сирийском конфликте. Это противоречит намерениям Белого дома сокращать свое непосредственное участие в делах региона, сохраняя свое присутствие в нем за счет переложения ответственности на своих союзников. Однако эти союзники (речь, в первую очередь, идет о Саудовской Аравии и Катаре), которые, что принципиально, претендуют на роль лидеров на Ближнем Востоке, к такой ответственности, очевидно, не готовы и по-прежнему предпочитают решать возникающие конфликты руками США.