Ограниченный конвенциональный конфликт является более сложным, чем классическая конвенциональная война. В то время как в последней главная цель - военная победа, для ограниченного конвенционального конфликта победа или поражение одной из сторон не является главным результатом. Победа неизбежно провоцирует другую сторону к расширению конфликта и его эскалации. Это чревато движением в сторону тотальной войны, которой пытаются избежать обе стороны.
В рамках ограниченного конфликта нельзя судить о военных действиях с военной точки зрения, так как большинство военных операций часто мотивированны не достижением победы в войне, а политической необходимостью. Главной целью является не уничтожение армии противника, а политический сигнал. Результатом становится либо длительный вооруженный конфликт низкой интенсивности, либо компромисс, который будет неудовлетворительным для обоих сторон. При этом уровень “неудовлетворенности” компромиссом зависит от соотношения потенциалов противников и их готовности продолжать ограниченный конфликт.
Военный конфликт в Донбассе как раз и есть ограниченный конвенциональный конфликт. В Киеве думают, что украинская армия вот уже больше полгода успешно сдерживает российские войска. Однако в украинском правительстве не осознают, что Россия специально не усиливает военную помощь ДНР/ЛНР по политическим соображениям – она не желает поражения ДНР/ЛНР, но и не стремится к безусловной победе последних над украинскими войсками. При этом каждый раз, когда Киев поднимает ставки в противостоянии, Москва с легкостью на них отвечает, ставя украинское руководство в еще более невыгодное положение. Таким образом, развитие конфликта плавно эволюционировало от эпизодических противостояний с полупартизанскими отрядами к полноценному ограниченному военному конфликту, с участием регулярных войск и позиционными боями.
Эскалация и расширение ограниченного конфликта провоцируется Киевом в то время, когда обоюдный интерес сторон состоит в том, чтобы сдержать расширение конфликта.
В данной ситуации главная проблема заключается в разном восприятии конфликта и целях, которые ставит перед собой руководство противостоящих сторон.
Ограниченные цели позволяют сдерживать конфликт, даже если нет возможности достичь компромисса. Москва ставит перед собой ограниченную цель: нет и речи о массовом военном вторжении, бомбардировках Киева и полной оккупации Украины. Руководство России желает компромисса, которой бы отвечал ее интересам. Киев же логики ограниченного конфликта не понимает. Украина мыслит в границах классической войны, хоть конфликт таким не является. Киев ставит перед собой типичную цель военной победы: отвоевать Донбасс и уничтожить ДНР/ЛНР, которых поддерживает Москва. Таким образом, Киев хочет играть по правилам настоящего вооруженного конфликта, не понимая, что он его с треском проиграет, если Москва решит отказаться от идеи ограниченного вооруженного конфликта.
Универсальным предохранителем от эскалации является страх полноценной войны. У Киева этот страх присутствует, но украинское руководство ведет себя так, будто конфликт является конвенциональный войной, что противоречит действительности. Москва же действует с опаской, характерной для любого ядерного государства. Страх запуска механизма неконтролируемой эскалации сдерживает Кремль от радикальных шагов на данном этапе украинского кризиса. Таким образом, решения Кремля имеют реактивный характер и являются ответами на иррациональные действия Киева.
Решение ограниченного вооруженного конфликта с минимальными потерями - это всегда переговоры, даже если компромисс заведомо невыгоден в той или иной мере для каждой из борющихся сторон.
Но стороны упорно не желают принимать горький компромисс, в том числе потому что нет внутреннего давления внутри государств к подобному решению.
Курс Киева на готовность продолжать войну целиком поддерживается населением, которое уверенно в том, что победа возможна. ДНР/ЛНР желают продолжать войну, так как поставили себе за цель освобождать весь украинский Донбасс, откуда они сами родом и где живет их родня. Москва же смотрит на конфликт сквозь призму более широкого противостояния с Западом и готова усиливать давление на Киев, который отвергает ее условия.
Перспектива развития ситуации такова: либо неудобный компромисс, либо длительная война низкой интенсивности. Худший вариант - это эскалация и поражение одной из сторон, которое снова приведет к эскалации на новом этапе. Контролировать конфликт будет все сложнее, что особенно опасно в случае выхода на уровень ядерного противостояния между Россией и Западом. В таком случае на кону может быть уже не территориальная целостность Украины на востоке, или существование Украины как таковой, а куда более губительный глобальный конфликт.
Именно поэтому Киев допускает ошибку прося у Запада продвинутые вооружения, даже если они и называются «оборонительными». Пытаясь изменить баланс в свою сторону, Киев провоцирует Москву к расширению конфликта и увеличению давления.
Готовность России отвечать на повышение ставок говорит о том, что в Кремле есть уверенность – Киев проиграет давлению Москвы раньше, чем Россия не выдержит нарастающего давления с Запада.
Из американских СМИ складывается впечатление, что нет страны влиятельнее России. Союз российских хакеров и троллей стал настоящим кошмаром для Америки, породив глубокую паранойю. Однако российское влияние в США – миф, а российского лобби не существует. Об этом говорят хотя бы спазматические попытки российских бизнесменов стучаться во все двери в Вашингтоне перед угрозой попасть под санкции.
Россия присоединилась к разрушению статус-кво только после того, как остальные нарушили правила игры. Первыми во внутриукраинские дела вмешались Евросоюз и Соединенные Штаты, поддержав одну из двух политических партий, которая ставила целью силовую смену власти. Переворот в Киеве изменил ситуацию, и Запад не попытался интегрировать новую украинскую оппозицию в сложившуюся систему или принять во внимание интересы России.
Дебаты о новой «холодной войне» препятствуют развитию западной мысли в отношении России. Они отражают – и поощряют – развитие опасной тенденции в рядах политиков и военных стратегов, которая состоит в подготовке к войнам прошлого. Они также подразумевают определенную предсказуемость и уверенность в том, как поведет себя Россия, не принимая при этом в расчет ни отличную от прошлого сегодняшнюю международную ситуацию, ни приспосабливаемость России к геополитическим изменениям.
В происходящем на заседаниях G20 трудно разобраться неспециалисту. Решения этой группы посвящены исключительно экономике и при этом нацелены на изменение правил, эффект от которых всегда отложенный. Но это не значит, что вместо разбирательства по существу следует выдумывать политические байки.