Впервые опубликовано на английском языке
Следует ли считать Владимира Путина гением стратегии? В своей недавней статье на портале War on the Rocks Джошуа Ровнер отстаивает мнение, что нет. Ровнер рассматривает последствия «стратегической безграмотности» Путина для США и их союзников по НАТО. Эта статья – очередное средство успокоения совести в споре соперничающих подходов в понимании России на Западе: алармистского, постоянно озабоченного тем, что «русские наступают», с одной стороны, и не воспринимающий Россию всерьез и считающий ее большой «потемкинской деревней», которая рано или поздно придет в упадок из-за своей политики – с другой. К сожалению, оба подхода неверны, однако западная аналитика балансирует между ними. Одним из недостатков статьи Ровнера является неспособность объяснить, что из себя представляет стратегия России? Это в свою очередь поднимает более важный вопрос: не проигрывает ли американская стратегия из-за того, что в ней отсутствует понимание стратегии российской?
Взгляд на Россию
В первую очередь необходимо сформировать более сбалансированное и информированное понимание России. Слова, приписываемые постоянно то Черчиллю, то Талейрану, то Меттерниху, хорошо отражают суть этого утверждения:
«Россия не так сильна, но и не так слаба, как кажется».
Россия является региональной державой, пребывающей в структурном упадке, но она сохраняет заметные способности вмешиваться, руководить событиями и доставлять неприятности. Со своей технологической отсталостью и политической системой, не отвечающей требованиям современного общества – она всегда казалась «больным человеком Европы» (термин, изначально использованный для описания Османской империи в XIX веке). Наполеон, Гитлер и другие сделали ошибку, думая, что слабость и отсталость России делают ее простым трофеем для завоевания.
С начала 2014 года Россия сталкивается с рецессией, за которой последовал экономический кризис, в основном в связи с резким падением мировых цен на нефть. Несмотря на то, что западные санкции усугубили ситуацию, экономические проблемы России носят структурный характер, и нынешний экономический кризис стал результатом более глобальных процессов, никак не связанных с событиями на Украине. По сути, они связаны со стремлением Саудовской Аравии удерживать низкие цены на нефть, чтобы воспрепятствовать развитию добычи шельфовой нефти в США (и для последних это плохая новость, даже если Россия от этого тоже страдает). Экономический спад в Китае также не является поводом для радости.
Путин, хороший он стратег или плохой, не экономист. Даже его ближайшие сподвижники, как, например, бывший министр финансов Алексей Кудрин, постоянно ему об этом напоминали. Российский бюджет – как и советский в свое время – напрочь привязан к ценам на энергоносители. Не Владимир Путин создал эту зависимость, но он и не сделал практически ничего, чтобы снизить ее – за исключением редких успехов в технологическом развитии и оборонной промышленности. Вместе с тем поддержка Путина со стороны граждан в целом объясняется тем, что на протяжении почти всего его пребывания у власти Россия переживала экономический подъем, что выражалось в повышении уровня жизни и объемов расходов.
Невзирая на экономическую слабость, Россия сегодня достигла наивысшего уровня военной мощи со времени окончания «холодной войны», содержит наиболее боеспособную, модернизированную и хорошо финансируемую армию, которую, по всей видимости, сохранит в обозримом будущем. В этом году следует ожидать роста доли военных расходов в общем ВВП до 4,2% - в сравнении с 3,4% в 2014 году. Численность вооруженных сил растет и сегодня уже, вероятно, достигает 800 тыс. человек, при этом заметно растет процент контрактников, которые проходят подготовку в ходе внеплановых военных учений. Ни одно государство НАТО не наращивает свои расходы на оборону, численность своих ВС и их боеспособность, а также не закупает новейшее оборудование такими темпами, как это делает Россия с 2009 года. В связи с нынешним экономическим кризисом российские программы модернизации будут урезаны, но основными ограничителями являются технические, а не финансовые возможности.
Россия может и не нанести поражение НАТО, однако ее конвенциональной мощи достаточно, чтобы причинить заметный ущерб в конфликте с Западом или уничтожить любую бывшую советскую республику.
Кремль умеет применять силу
Ровнер утверждает, что аннексия Крыма Россией была очень «неуклюжей», отмечая, что у Путина отсутствует понимание «соотношения между военной агрессией и политическими целями». Это крайне неверная оценка с учетом того, что Россия последовательно демонстрирует свою способность пользоваться военной силой для достижения желаемых политических целей. Российская чеченская кампания против сепаратистов и террористов была жесткой, но успешной. Она смогла стабилизировать Северный Кавказ в такой степени, что осмелилась провести неподалеку Сочинские Олимпийские игры в 2014 году. Короткая война с Грузией в 2008 году выявила слабые места российских вооруженных сил, но при этом стратегическая цель все же была достигнута: НАТО отказалась всерьез рассматривать возможность членства Грузии и Украины. Другим результатом поражения Грузии стало позорное завершение политической карьеры Михаила Саакашвили в своей стране: против него выдвигаются политические обвинения, а сам он теперь занимает должность губернатора Одесской области на Украине.
В сравнении с войной в Грузии, аннексия Россией Крыма продемонстрировала решительное и умелое использование силы в достижении политических целей.
Не потеряв ни одного солдата, Москва захватила наиболее стратегически важную часть Украины, опираясь на которую, можно контролировать практически всю территорию Черного моря. Таким образом Россия обеспечила право базирования своего флота, который сможет использовать вооружение, блокирующее доступ в море почти полностью, а также территорию южной Украины. Сама по себе потеря Крыма для Украины создает перманентный территориальный конфликт на украинских границах – замороженный конфликт, который помимо всего прочего создает стратегические последствия для интеграции Украины с Западом. На восточной Украине Россия демонстрирует гибкость и склонность к эскалации конфликта. Всего за несколько месяцев Москва перешла от политической войны до государственной поддержки повстанческого движения, до гибридной войны и ограниченной конвенциональной. Первые три способа доказали свою неэффективность и не смогли заставить Украину и Запад начать переговоры о компромиссе, который бы привел к федерализации страны. Однако таким образом Россия экономила силы, оставляя себе пространство для эскалации и необходимой импровизации.
Лоуренс Фридман также критикует стратегию Путина в своей статье на портале War on the Rocks. Эти ошибочные оценки часто возникают из-за того, что в речах и заявлениях Путина ищут стратегию России. Заявления Путина не являются официальной декларацией о политическом курсе, они исполняют вспомогательную роль для той стратегии, которая на данный момент реализуется. Фридман считает, что называть Путина хорошим стратегом неверно, однако еще больше проблем возникнет, если недооценивать и не видеть намерений своего соперника. С исключительно аналитической точки зрения, Россия до сих пор довольно неплохо справляется с реализацией своих задач на Украине. Неважно, слабая Россия или сильная, ее главной задачей является установление влияния над Украиной, второй по величине страной в Европе. Безусловно Москва не обладает достаточной военной мощью, чтобы оккупировать всю Украину – но это было бы бессмысленно. Смысл в том, чтобы установить контроль над страной, не присоединяя ее. Воспоминания о советской войне в Афганистане все еще свежи в России, и у российского руководства нет никакого желания вести затратную опосредованную войну с Западом, тем более, если в результате будет уничтожена Украина.
Даже если бы Москва обладала необходимой военной силой, примеры вмешательства США в Афганистане и Ираке наглядно продемонстрировали сложности оккупации. С чем у России не было бы проблем, так это с вторжением, поражением украинской армии и раздроблением страны на части. Вероятно, такой сценарий обсуждался в Кремле, но в результате было решено, что России нужна вся Украина в сфере ее влияния, а не обладание несколькими ее частями и геополитический хаос. Такой подход свел бы на нет способность «майдана» управлять Украиной и переориентировать ее на Запад, а Россия смогла бы сохранять свое влияние.
В феврале 2014 года Россия начала извлекать выгоду из проходивших на востоке Украины беспорядков через неформальные сетевые связи. Многие на Западе считают, что это было заранее спланировано на случай чрезвычайной ситуации – но исходные предпосылки этой теории понять трудно. Если бы это было заранее спланированной операцией сил специального назначения, ею бы не руководил реконструктор Игорь Гиркин.
Вместо этого Москва пыталась использовать сети бизнес-элит, олигархов и пророссийских пропагандистов, которые были на обочине украинской политики. Украинское государство было олигархией с огромным количеством разных сильных негосударственных игроков на востоке страны, которые потеряли почти все после свержения президента. В сотрудничестве с Россией они пользовались всеобщим замешательством и назначали «народных» мэров и губернаторов, а российские спецслужбы помогли в организации протестов. Самопровозглашенные лидеры «антимайдана» не могли бы продержаться и нескольких дней, их сразу бы арестовывали украинские власти. Эти попытки были дешевой политической войной, а не операцией профессионального спецназа, как считают на Западе. При этом инвестиции Москвы были весьма небольшими в сравнении с тем, что Россия надеялась получить, а именно – заставить Украину перейти к федеративному устройству. Можно сделать вывод, что это было либо самая плохо спланированная и реализованная диверсия за недавнюю историю, либо, что более вероятно, лучшее, что смогло придумать российское руководство в спешке.
Сепаратизм на востоке Украины начался как специальная целенаправленная акция с целью заполучить Украину без лишних усилий – и Россия просто продолжала эскалацию, стремясь при этом снизить издержки. После того, как в марте политическая война не принесла желаемых результатов, Россия перешла к прямым действиям в апреле и мае в надежде напугать Украину и заставить ее поверить в возможность масштабной сецессии Новороссии.
Речи Путина были частью усилий по убеждению и запугиванию Киева – они не были официальными заявлениями о российской стратегии.
Затем, в июне-августе, когда Россия поняла, что на Украине все же существует воля к сопротивлению, а также определенные военные возможности, которых достаточно, чтобы справиться с небольшими группами повстанцев – последовала быстрая «гибридная война». На тот момент, только явным использованием силы можно было добиться того, чего хотела Москва, поэтому она открыто начала интервенцию.
Фридман называет этот процесс плохой стратегией, однако реализация стратегических целей в другой стране при наименьших издержках, вероятно, продиктована наблюдением за неудачным американским опытом их достижения при наибольших затратах. В ретроспективе недавней военной истории стратегия Путина уже не выглядит столь неудачной. Предположение России о том, что у Украины нет ощущения национальной идентичности, что она не сможет сопротивляться и что у нее нет воли сражаться, доказало свою несостоятельность. Между тем, гибкий подход Москвы снизил цену каждого неправильного предположения, а причастность Кремля к войне в глазах российских граждан оставалась незначительной. Вместо того, чтобы подвергать риску свой режим, благосостояние своей страны и ее военную мощь, первым вмешавшись в конфликт на Украине, Путин избрал осторожный подход, предполагавший возможность отступления.
Ровнер, как и другие комментаторы, утверждает, что Россия возможно не воспринимает всерьез гарантии НАТО по коллективной обороне, предусмотренные Статьей 5 Устава Альянса. Он считает, что Россия может использовать похожую тактику в отношении стран Балтики, где они скорее всего не сработают. Однако Ровнер считает эту угрозу маловероятной, так как российская «гибридная война» в балтийских государствах не достигнет результата. Что более важно, так это то, что все эти гипотетические сценарии полагаются на теорию «эффекта домино». Нет совершенно никаких оснований утверждать, что Москва не принимает всерьез гарантии НАТО, предусмотренные пятой статьей. Российское видение Украины совершенно отлично от того, как Россия воспринимает, например, Эстонию. Неверие в гарантии Статьи 5 Устава НАТО скорее заметно со стороны его членов: это проблема доверия обещанным гарантиям.
Общего у всех дискуссий о возможном российском вторжении только то, что в них не существует объяснения того, какую пользу оно может принести России. Зачем России рисковать войной против сильнейшего военного альянса в мире под руководством США ради того, чтобы захватить что-то в странах Балтии? Ответ на этот вопрос остается загадкой для аналитиков. Осторожный, взвешенный подход России в отношении относительно слабой, небоеспособной и не входящей в Альянс Украины является слабым доводом в пользу того, что она рискнет вступить в войну против НАТО.
Агрессивно Россия действует в поясе своих границ, но опасность перспективы ядерной войны перевешивает все, что Москва может хотеть достичь своим вмешательством в балтийские страны.
Американские военные усвоили, что война продолжает порождать неопределенность и хаос. Россия меньше чем за год сменила свой подход в отношении Украины 4 раза пока не нашла наиболее эффективную стратегию. Москва также одержала победу над украинскими вооруженными силами во всех сражениях, где во главе стояли ее бойцы. В сравнении с опытом США в Ираке, Афганистане и Ливии 15 лет деятельности Путина по достижению политических целей силовыми методами выглядят не так уж плохо. Кремль действительно хорошо понимает взаимосвязь между насилием и политикой. У Москвы нет выхода, потому что у нее нет доступа к другим, более эффективным альтернативам по сравнению с США. Экономические, информационные и дипломатические возможности России крайне обусловлены конкретным контекстом и зачастую ограничены географически.
Пересмотр реакции России на ситуацию на Украине
Неожиданная победа «майдана» в феврале 2014 года застала врасплох как Россию, так и Запад. Для Москвы это было геополитическим поражением в крупнейшей и важнейшей стране из тех, которые российские элиты считают своей «сферой влияния». Украина играла значимую роль буферного государства для России, в отношении которого настойчиво проводились «красные линии» по вопросу о расширении НАТО. Путин всегда предупреждал, что считает эту страну искусственной и не станет беспокоиться о ее территориальной целостности, если Запад продолжит так настойчиво пытаться ее перетянуть на свою сторону.
Принять такое поражение означало бы, что Россия может забыть о статусе глобальной или даже крупной региональной державы. Страны в поясе российских границ испытывают уважение только к жесткой силе. Политические системы этих государств представляют собой смесь автократии и клановой политики в разных пропорциях и сочетаниях, а их лидеры находятся на одной волне с Путиным. Почему бывшие советские республики должны прислушиваться к Москве или участвовать в создаваемых под ее руководством институтах в сфере экономики и безопасности, если Россия даже не смогла обеспечить свои интересы на Украине? Если бы Россия не смогла развернуть вспять эту победу Запада, ее бы ждал геополитический хаос.
Захват Крыма не был стратегией, он был реакцией. Так же, как США приняли решение следовать плану ЦРУ в отношении Афганистана после терактов 11 сентября, и позже сформулировали идею глобальной войны против терроризма, Россия начала реализовывать единственный план действий в чрезвычайной ситуации, который был у нее наготове: если Украина превращается во враждебное государство, Россия начинает вторжение и аннексию Крыма – точка. Позже Москва начала кампанию в восточной Украине, нацеленную на нейтрализацию правительства, пришедшего к власти после «майдана», предотвращение интеграции страны с Западом и сохранение своего влияния. Некоторые утверждали, что Россия выиграла бы больше, если бы воздержалась от использования силы и дождалась, когда «майдан» бы стих – как стихла со временем «оранжевая революция» 2004 года. Однако эти предположения мало учитывают украинцев и их амбиции. Для Москвы наиболее оптимальным и надежным средством в разворачивавшемся кризисе было применение силы.
К августу 2014 года конфликт на Донбассе перерос в ограниченную конвенциональную войну, в условиях которой Россия имела почти полный оперативный контроль и в итоге заставила Украину подписать Минский протокол. Изначальная сделка только дала сторонам передохнуть: украинцы провели перевооружение, русские сосредоточили свои силы. В феврале 2015 года Россия смогла нанести еще более серьезное поражение Украине и навязала еще одно соглашение о прекращении огня, крайне благоприятное для своих интересов. Оно имело четкий график реализации, который возлагал политическую ответственность в первую очередь на Украину. Киев – до того, как проводить какие-либо выборы – должен был осуществить децентрализацию власти и дать некий особый статус сепаратистским регионам, и в дальнейшем надеяться на возможность восстановления контроля за собственными границами.
Скорее всего, Украине не удастся восстановить границу, а оккупированный Донбасс получит особый правовой статус и будет определять траекторию дальнейшего развития ситуации в стране.
Даже если условия этой сделки не будут реализованы, аннексия Крыма и замороженный конфликт на востоке Украины делают для последней вступление в НАТО и ЕС отдаленной, если не невозможной перспективой. Сегодня только Запад заинтересован в том, чтобы Украина преуспела: Россия ждет ее провала. Кремль считает, что в конце концов западным лидерам надоест иметь дело с Киевом, что даст возможность России реализовывать свои цели на обломках Украины.
Кажется, что России в основном удалось достигнуть свои стратегические цели на Украине, но она по-прежнему пытается найти оптимальный баланс использования военной силы для того, чтобы получить от Киева желаемые политические уступки и заморозить конфликт на выгодных для себя условиях. В июле Киев начал реализовывать свои обязательства по Минску-2, запустив политический процесс децентрализации. Если это удастся, у Запада не останется альтернативы Минскому соглашению, соответственно – он не будет заявлять о его провале, даже если военные действия не прекратятся. У России необязательно получится победить, однако в нынешних условиях она не может проиграть.
У Путина все не так плохо
С точки зрения внутренней политики и устойчивости режима, нынешний конфликт с Западом, как ни парадоксально, является большим успехом для Москвы. Вторжение на Украину возможно даже спасло президентство Путина. В январе 2014 года рейтинг его популярности составлял 65% (что является отличным показателем для лидера в демократической стране, но угрожающе низким – для автократии), наблюдалась ползучая рецессия, а политическая система находилась в состоянии окостенения. Однако роль Путина не потускнела, он стал выдающимся лидером, который вернул Крым России вместе с прославленным городом Севастополь и одержал победу над Западом на Украине. Сегодня россияне мобилизованы в рамках конфронтации, и во всех экономических проблемах страны полностью обвиняют Запад, а не Путина.
Несмотря на ужасающее состояние российской экономики, рейтинги одобрения россиянами политики Путина сегодня составляют 80-90%. Он является самым популярным лидером в Европе, а западные санкции не ослабили его позиции, а наоборот стимулировали знаменательный уровень консолидации российского общества в его поддержку. Критики говорили, что рейтинги одобрения Путина будут только снижаться, но такие настроения в российском обществе держаться с момента присоединения Крыма, и в ходе дальнейших событий его поддержка населением оставалась на том же уровне.
Расширение рамок понимания
Россия бросила вызов международной системе, в основе которой лежат правила, установленные Западом, и ей, по большому счету, это сошло с рук. Этим Москва продемонстрировала, что геополитика и «жесткая сила» остаются лучшими доводами в современном мире. Путин заставил восточные страны-члены НАТО волноваться о своих гарантиях безопасности, а соседние с Россией государства больше не тешат себя иллюзиями о том, что дружественные отношения с Москвой – это вопрос выбора. Ровнер считает, что Путин мог бы интегрировать свою страну в европейскую экономику, при этом угрожая единству ЕС, однако главным препятствием стала бы неразвитость российской экономики и отсутствие принципа верховенства закона. Можно считать, что Россия была максимально интегрирована, насколько это было возможно при ее системных ограничениях.
Европейские государства ввели болезненные экономические санкции против России не после аннексии Крыма, а только после катастрофы с самолетом MH17. Когда они это сделали, многие западноевропейские страны с недовольством последовали решению Германии. Ценой ужесточения санкций в июле стал их серьезный пересмотр на зиму. Есть вероятность того, что санкции не будут возобновлены из-за шаткого консенсуса, достигнутого на первоначальном этапе. Важно не путать временный успех германского лидерства и старое доброе выворачивание рук с коллективной европейской уверенностью в необходимости наказать Россию.
Европейское единство и возрождение понимания целей и задач НАТО по большому счету являются видимостью, за которой скрывается истинное положение дел. Европейский ответ России, греческий долговой кризис, а также недавний кризис мигрантов выявляют больше несогласие, чем солидарность.
Между тем, активизировавшееся самоощущение НАТО в основном выражается в проведении учений и толкании речей. Даже элементы сотрудничества, связанные с обменом данными, как, например, Миссия воздушной полиции для стран Балтии, были сокращены вдвое. США размещают контингенты на восточном фланге НАТО на ротационной основе, что свидетельствует о том, что Вашингтон принял решение придерживаться своих обязательств по «Основополагающему акту» между Россией и НАТО 1997 года, предусматривающему невозможность постоянного базирования сил Альянса в этих странах. На местах мало что изменилось. Большинство членов НАТО не получают той поддержки, о которой заявляется. Боеспособность конвенциональных военных сил значительно сократилась, а восприятие угрозы со стороны России серьезно различаются между членами Альянса.
Если сегодня у России и есть стратегия, то она агрессивная, особенно в отношении США, и нацелена на демонстрацию того, что эскалация конфликта до возможного обмена ядерными ударами является реальной возможностью. Задача такой стратегии – сдвинуть движущийся напролом Запад на периферию, свести военный ответ НАТО к учениям и символическим жестам и сохранить за собой свободу действий на Украине. Такой подход работает сегодня с любой точки зрения. Москва по-прежнему считает, что конфликт с НАТО – крайне маловероятен, поэтому нисколько не жертвует своей безопасностью, при этом НАТО видит возможность войны с Россией реальной, и вынуждена прикладывать усилия, чтобы найти выход из этой ситуации.
Долгосрочная цель России заключается в ускорении сокращения роли США в международной системе, даже если эта роль перейдет главным образом к Китаю. На международной арене Москва, вместо престижа и благ интеграции с Западом, выбрала роль государства, которого все боятся. Престиж необходим для реализации возможностей, но внушение страха более эффективно для реализации ключевых геополитических интересов. Это не стратегия, это – маневрирование, которое пока доказывает свою эффективность, однако оно может дать негативный результат в долгосрочной перспективе.
Долгосрочные последствия – это известные неизвестные
Москва не находится в изоляции, как считает Ровнер. Это очередная попытка демонстративного игнорирования реальности. Россия не только продолжает играть заметную роль на крупных международных форумах. Подавляющее большинство стран продолжают иметь дело с Владимиром Путиным, который прибудет в сентябре на заседание ООН, чтобы ткнуть США в это носом. В действительности, «изоляция» России является не меньшей стратегической проблемой для Запада.
Интеграция России в международную систему, где доминирующее положение занимает Запад, было способом, которым США надеялись удерживать поведение Москвы в рамках и побудить ее быть приверженной существующему порядку.
Такая политика реализовывалась с целью включить Россию в рамки европейской экономической системы или системы безопасности.
Для Москвы нынешняя конфронтация вероятно более удобное и нормальное состояние, чем последние двадцать лет цикличных отношений с США. Карательные санкции и меры сдерживания заменили курс на интеграцию. Только куда приведет такая стратегия Запада в отношении России? США не готовы придерживаться политики сдерживания и смены режимов, а Европа совершенно не готова возвращаться к враждебным отношениям с Россией в логике «холодной войны». Распада России тоже никто не желает. Обвинение Путина представляется спонтанной реакцией на завершение 20 лет западной политики в отношении России при отсутствии какой-либо ей замены.
Россия терпит убытки, но не те поверхностные, про которые обычно говорят. Владимир Путин разрушил свои лучшие и важнейшие отношения с западными странами в лице германского канцлера Ангелы Меркель. Россия была удивлена жесткой реакцией Германии на свое вторжение на Украину, и лидирующей ролью, которую взял на себя Берлин в координировании дипломатического и экономического ответа Европы на свои действия. Путин скорее всего продержится во власти дольше, чем Меркель, и будет стараться наладить отношения со следующим руководством, однако его нечестное отношение к своим недавним партнерам надолго подорвало доверие к России.
Кроме того, Россия пребывает в бедственном положении и с точки зрения экономики – это худший кризис после дефолта 1998 года – и нельзя предугадать, сможет ли Кремль эффективно справиться с такой конъюнктурой. По всей видимости, Москва не готова к многочисленным правовым вызовам и судебным обвинениям, которые возникнут в результате ее действий. И в это тяжелое время она особенно остро нуждается в доступе к западной банковской системе для реструктуризации корпоративного долга. Санкции также делают свое дело на фоне снижения цен на нефть. Неудивительно, что Путин, который не верит в принцип верховенства закона, не уделяет большого внимания правовым последствиям действий России и финансовым последствиям, которые она может понести в дальнейшем.
В конечном счете, восемнадцати месяцев не достаточно, чтобы определить успех или поражение стратегии Москвы. Аналитики и комментаторы при каждом случае слишком быстро старались дать ей оценку.
Есть у России большая стратегия или ее нет, но она удерживает за собой инициативу на Украине и в своей конфронтации с Западом.
До сих пор обвинения Путина в стратегической некомпетентности и предсказания его скорого свержения оказывались слишком преувеличенными.
Майкл Кофман – специалист по государственной политике в Центре Вильсона Института Кеннана, аналитик корпорации CNA. Ранее занимал должность координатора программы в Национальном Университете Обороны.
Главное поле противостояния между Россией и Западом сейчас находится в информационном пространстве. Его цель – склонить на свою сторону общественное мнение. Важно не просто быть правым – важно быть убедительным. России нужно расширить спектр метафор для описания международных процессов. Несмотря на то, что наше общество светское, ткань общественной дискуссии насыщенна библейскими метафорами и ключевые политические процессы можно описать одной из них.
Международное соперничество стало новой нормой международных отношений. Многие считают, что центральный процесс в мире сейчас – это борьба США с «ревизионистскими державами» – Россией и Китаем. Об этом недвусмысленно сказано в новой версии американской Стратегии национальной обороны, провозгласившей возврат соперничества великих держав в международные отношения. Но это соперничество не ограничивается только Россией, Китаем и США.
С каждым месяцем все больше европейцев осознают ненормальность этой ситуации, понимают, что конфликт с Россией пора заканчивать из-за его бессмысленности и бесперспективности. Многие из них боялись высказывать эту позицию открыто, опасаясь обвинений в подрыве европейской солидарности, и с этой точки зрения поведение Италии создает важнейший прецедент.
Обострение между КСА и Ираном означает, что прокси-войны двух стран могут стать все менее опосредованными. В условиях внутренней слабости и недостаточно твердых позиций в арабском мире обострение может обернуться для Саудовской Аравии неблагоприятным образом.