Страны-участницы БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай и ЮАР) и Шанхайской организации сотрудничества (ШОС) намерены и впредь совместно ускорять реформу ООН и Всемирного валютного фонда (имеется в виду расширение влияния в обеих организациях развивающихся стран), начинается процедура по приему в ШОС Индии и Пакистана (сейчас членами этой организации являются Россия, Китай, Киргизия, Таджикистан, Узбекистан, Казахстан). Таковы основные итоги уфимских саммитов БРИКС и ШОС, состоявшихся в конце прошлой недели. БРИКС сегодня, даже несмотря на серьезный экономический спад в России и Бразилии и замедление темпов роста в Китае и Индии, это почти четверть мирового ВВП и более 40% населения планеты. Могут ли эти объединения, БРИКС и ШОС, всерьез претендовать на положение нового «полюса мира»? Слово – Михаилу Мамонову, китаисту, ведущему аналитику и директору по развитию агентства «Внешняя политика», соавтору недавно вышедшего в свет коллективного труда «Россия и мир в 2020 году. Контуры тревожного будущего».
«БРИКС не «перпендикулярна» мировой системе, но альтернативна ей»
- Михаил Викторович, страны БРИКС очень разные: цивилизационно, географически, с другими странами, прежде всего США и Евросоюзом, у них более активные экономические связи (за исключением связей с Китаем), у них нет общего языкового пространства и общего рынка труда. Что же их объединяет?
- Есть институты, которые объединяют еще более несхожие страны, например, ООН. БРИКС – это в основном молодые государства, относительно недавно заявившие о себе: Индия – с 1947 года, Китай – с 1949-го. Все они, каждое по-своему, в свое время прошли период евроатлантического романтизма, когда эти государства были готовы к односторонним уступкам Западу. Да и сейчас нельзя сказать, что, скажем, Индия не приветствует диалог с Западом, в первую очередь – с США, и Россия, об этом неоднократно заявлял президент Владимир Путин, всегда стремится к партнерским отношениям с Евросоюзом и Соединенными Штатами. Просто это уже не прежняя «слепая любовь».
Следующим этапом после нее было разочарование: приходило понимание, что доступ к западным ресурсам предполагает исполнение жестких правил игры, а по ним готовы играть не все. Так, в кризис 1997 года Китай, несмотря на давление международных финансовых институтов, так и не отпустил свою валюту, не конвертировал юань, чем позитивно повлиял на стабилизацию экономики Юго-Восточной Азии. Потом была предпринята попытка переписать правила под себя, заставить европейские и евро-атлантические институты максимально учитывать возросшие возможности, интересы, позицию новых индустриальных центров. Это было возможно лишь отчасти: вспомните, какая длительная работа велась по вступлению России и Китая в ВТО, с каким трудом Китай пробивался в АТЭС, чтобы полноценно участвовать в формировании повестки этой организации, таких примеров достаточно много.
Третьим, совершенно логичным шагом стало формирование новыми странами собственной реальности. Например, сейчас китайское руководство нацелено на отказ от прежней политики оказания любых преференций зарубежным инвесторам и компаниям и на создание более выгодных условий национальным производителям.
Нельзя сказать, что эта реальность «перпендикулярна» существующей мировой системе, но она альтернативна ей.
БРИКС – это намного больше, чем страны «золотого миллиарда», мы имеем право играть по своим правилам в собственном «клубе» и тем самым заставляем с собой считаться.
- Получается, что первоначально БРИКС – это союз стран, почувствовавших себя одиночками?
- Да, во многом, наверное, так. Наши страны столкнулись с похожими вызовами и проблемами. России было психологически некомфортно в новой реальности, когда ее бывшие территории генерировали новую угрозу, как в случае с Центральной Азией или ГУАМ (организация Грузии, Украины, Азербайджана и Молдовы). Китай сильно подозревал, что в его лице Запад настроен уничтожить «последний бастион социализма». Индия находилась в постоянной и жесткой конфронтации с Пакистаном, партнером США по антитеррористической борьбе. Бразилия является естественным фактором, сдерживающим рост амбиций США в Южной Америке. Да, эти государства, так или иначе, чувствовали свое одиночество и уязвимость. Точно так же в 1956 году Югославия, Египет и Индия инициировали создание Движения неприсоединения – социалистического по духу, но противостоящего политике «советского социал-империализма», как они это называли: им хотелось понимать, кто еще в мире их поддерживает.
- Итак, в БРИКС встретились одиночества, причем между некоторыми из них есть определенные противоречия: между Россией и Китаем, Китаем и Индией, не ослабевает напряжение в соседней с ними Центральной Азии. Насколько прочно это объединение – БРИКС?
- В свое время покойный Евгений Максимович Примаков выдвинул концепцию треугольника «Россия-Индия-Китай».
Однако, как бы ни логично звучало предложение создать некий альтернативный США полюс силы, тогда из этой идеи ничего не вышло, потому что каждый из углов треугольника рассчитывал на особые отношения с Америкой, и она поддерживала эти настроения.
Например, в новой Стратегии национальной безопасности США Китаю как вызову и угрозе придается существенно меньшее значение, чем России, которая поставлена в один ряд с «Исламским государством». Индия играет важную роль для США как партнер в Большой Евразии, и все эти государства рассчитывают на расширение взаимодействия с Америкой, Западом, речи о конфронтации не идет. Сейчас вопрос поиска баланса сил с США актуален прежде всего для России, которая вошла практически в лобовое противостояние с Западом, остальные коллеги по БРИКС занимают очень осторожную позицию относительно признания легитимности воссоединения России с Крымом, соглашаясь с российскими интересами и осуждая санкции, но все-таки с оглядкой на то, как это повлияет на их диалог с западными странами.
«Не стоит по-прохановски видеть за каждым углом "руку ЦРУ"»
- В таком случае правы ли те, кто усматривают в экономических трудностях России, в биржевом кризисе в Китае «руку Запада», конкретнее – «руку США», которые, дескать, препятствуют усилению БРИКС и ШОС, попыткам ослабить доминирующее положение Америки в мире, попыткам дедолларизации мировой экономики?
- Что касается России, то наше положение во многом определяется нашей собственной недостаточной расторопностью в модернизации экономики. В «черном вторнике» декабря прошлого года надо, по сути, винить «компрадорскую» часть нашей «буржуазии» и валютных спекулянтов. Китайский биржевой кризис тоже вызван внутренними причинами: китайцы любят азартные игры - карты, биржу, и сегодняшняя ситуация – во многом результат это «лудомании». Так что не стоит по-прохановски видеть за каждым углом «руку ЦРУ». Это очень удобная позиция, но чаще она не имеет под собой оснований.
Если говорить о «гегемонии доллара», то у меня нет ощущения, что США спят и видят, как сохранить и преумножить долларовое доминирование: монопольное лидерство – это огромное бремя. Если бы США мечтали о тотальном одностороннем лидерстве, они бы не пытались подтолкнуть Японию к пересмотру своего статуса «государства без армии», не пытались бы активизировать военно-политическую роль Австралии, переложить часть военного бремени на европейских партнеров по НАТО. В США уже явно сформировался двухпартийный консенсус относительно того, что лидерство и доминирование – суть во многом взаимоисключающие вещи.
- И все же можно ли сказать, что БРИКС – это ответ «альтернативного мира» на бесконтрольные действия Америки на Балканах, потом в Ираке, Афганистане, в Ливии? На отказ США от реформы ООН и МВФ?
- Страны БРИКС, действительно, выступают против односторонних подходов в международной политике, против экстравагантных монетарных мер, применяемых развитыми экономиками, особенно по мере «взросления» других национальных валют, таких как юань – и такая позиция нашла отражение в принятой в Уфе декларации. Можно сказать, что Китай ведет в Азиатском регионе политику «мягкого сдерживания» США, которые открыто подталкивают Японию, Вьетнам, Филиппины и другие страны к конфронтации с КНР, прежде всего в Южно-Китайском, Восточно-Китайском и Желтом морях (по счастью, вероятность эскалации там вооруженных конфликтов остается достаточно низкой).
Но я бы смотрел шире: БРИКС - это поиск себя вот в таком варианте объединения. Количество разнообразных блоков, международных институтов, механизмов, создаваемых в мире, возрастает: это и Транс-Тихоокеанское партнерство (проамериканское торгово-экономическое объединение), и субрегиональные блоки в Европейском союзе, формирующийся Евразийский экономический союз (России, Белоруссии, Казахстана, Армении Киргизии) и так далее. Из той же оперы - появление в рамках БРИКС пула резервных валют и Нового банка развития (решением уфимского саммита совокупный капитал этих финансовых институтов БРИКС, отдаленных аналогов проамериканских ВМФ и Всемирного банка, составит 200 млрд долларов, наибольший вклад, более 40%, – с китайской стороны). Это значимый фактор финансовой независимости стран-участниц БРИКС от внешних факторов, он, конечно, будет способствовать консолидации БРИКС, возможно, и ее дальнейшему расширению. Думаю, БРИКС, конкретно Китай, в будущем могут воспользоваться ситуацией, аналогичной греческому дефолту, когда ресурсов Евросоюза и Всемирного банка может не хватить для спасения экономики страны, попавшей в трудную экономическую ситуацию. Кроме того, Китай активно осваивает рынки Восточной Европы, предлагая более выгодные условия предоставления кредитных ресурсов, чем Евросоюз. Предвижу, что, таким образом, мы в обозримом будущем сможем увидеть более независимую от Брюсселя позицию таких восточноевропейских стран, как Сербия, Венгрия и даже Польша.
- Впору поинтересоваться, каково отношение к БРИКС и ШОС в Европе? Эти объединения можно рассматривать как альтернативу идее «единого европейского дома от Атлантики до Тихого океана»? Как «единую Евразию от Мурманска до Гонконга»? И может ли греческий кризис подтолкнуть какие-то из европейских стран перейти из состава «дряхлеющей Европы» в БРИКС и ШОС?
- «Дряхлеющая Европа» - такой же распространенный у нас мем, как «злая рука Америки»: с появлением новой, независимой России и либерализацией пространства политических исследований у нас (впрочем, то же самое происходило и во всем мире) политический анализ международных отношений все чаще подменяется политической публицистикой. Та же Греция стояла у истоков формирования и НАТО, и единого европейского пространства. Неразрывная связь с православной Россией или с братским Советским Союзом никак не повлияла на позицию греков, коммунистическая Греция так и осталась недосягаемой мечтой кремлевских стратегов того времени. Этим я хочу сказать: что бы ни было, привлекательность Европы для всех субъектов Евросоюза очень высока. Поэтому будет найден компромисс, при котором Греция поворчит, но не покинет ЕС, все будут недовольны, но останутся вместе. Как супруги, которые прожили вместе 40 лет, из них ругались 25.
Говоря об отношении Евросоюза к объединениям развивающихся стран, следует обратить внимание на то, что даже такие «отпетые» западные страны, как Великобритания, Германия и Франция, вошли в число соучредителей Азиатского банка инфраструктурных инвестиций (этот международный финансовый институт с капиталом в 50 млрд долларов, в котором с 26% доминирует Китай, также называют альтернативой Всемирному банку).
Высокопоставленные чиновники Евросоюза заявляют, что стремятся к развитию отношений с БРИКС. Европа ведет в целом прагматичную, взвешенную политику, и ни о каком противостоянии с БРИКС и речи быть не может.
«У России нет уникальных конкурентных преимуществ в Азиатско-Тихоокеанском регионе»
- Доминирующее положение в БРИКС и ШОС, конечно, у Китая: и в Новом банке развития стран БРИКС, и в валютном пуле БРИКС, и в недавно созданном Азиатском банке инфраструктурных инвестиций. БРИКС и ШОС сдерживают Китай? Или Китай по ним, как по ступенькам, может прийти к мировому господству?
- «Мировое господство», «глобальное доминирование» - это еще одни распространенные у нас мемы. Китайцы в принципе не рассматривают свое возвышение до «мирового господства», в обозримом – и очень отдаленном – будущем у них нет для этого возможностей, и они это осознают. «Китайская мечта», «азиатская мечта» (появившиеся после провала «советской мечты» и как альтернатива «американской мечте») базируются не на ценностях глобальной демократии и свободы, они утверждают, что дела Азии должны решать народы Азии, а ключом к их безопасности является развитие. То есть: дайте нам спокойно пожить и самим с собой разобраться. У Китая, безусловно, есть интересы в разных частях света: он вошел в коалицию по борьбе с сомалийскими пиратами, начал предпринимать миротворческие усилия на Африканском континенте, используя свои давние прочные связи с Пакистаном, выступает посредником в афганских переговорах между Кабулом и талибами, что, кстати, вызывает поддержку США и международного сообщества. Однако говорить, что он стремится к глобальному доминированию, нельзя. Не так давно, в 2009-10 годах, Барак Обама предлагал Китаю создать G2, но китайцы очень холодно отнеслись к этой идее, они сказали: «Не понимаем, зачем нам служить подпоркой слабеющему гегемону, у нас абсолютно своя повестка». Идея умерла сама собой.
- Россия активно проявляет себя и в БРИКС, и в ШОС, и в ОДКБ, и в ЕАЭС. Какова ее роль и положение в международных делах в действительности?
- Ситуация, складывающаяся в Азиатско-Тихоокеанском регионе, не дает России уникальных конкурентных преимуществ для укрепления там своих позиций.
Для обеспечения стратегических прорывов на азиатском направлении у Москвы нет ни достаточных ресурсов, ни готовых плацдармов. Поэтому АТР сохранит для Москвы роль «запасного аэродрома».
Об этом я пишу в сборнике «Россия и мир в 2020 году».
В то же время у Китая ограниченный опыт успешного политического представительства в международных организациях, и здесь компетентность России, ее большой дипломатический опыт и политический ресурс, которого недостает в переговорах другим странам, являются незаменимыми. Неслучайно стали много и громко говорить о том, что Евразийский экономический союз, где предводительствует Россия, и доктрина «Шелкового пути» (по организации транспортных коридоров от Тихого океана до Балтики, Индийского океана, Персидского залива и Восточной Африки), предложенная и активно реализуемая Китаем, два абсолютно взаимосочетаемых проекта, которые можно координировать на площадке ШОС, куда входят обе страны. Лидеры обеих стран делают все, чтобы не возникало ощущения, что наши проекты противоречат друг другу, хотя объективные противоречия, конечно же, есть: по сути, Китай заинтересован в том, чтобы Россия и конфликт на юго-востоке Украины продолжали оставаться главным фокусом внимания США и отвлекали их внимание и ресурсы от Восточной Азии; одновременно с этим, под лозунгом преодоления западных экономических санкций и импортозамещения продолжится проникновение в Россию «дешевых» китайских кредитов – в российскую транспортную инфраструктуру и, вероятно, промышленность. Впрочем, и здесь речь не идет о пресловутой «китайской угрозе» - даже такие «партнеры» Пекина, как Австралия, Канада, США, не говоря уже о государствах Юго-восточной Азии, активно осваивают язык «общения» с китайскими финансами – и нашей стране в этом процессе не стоит оставаться в стороне. Многое здесь делается – и достаточно динамично: развивается созданный нашими государствами на паритетных началах Российско-китайский инвестиционный фонд, достигнуто соглашение о механизме использования китайских кредитных ресурсов для развития отечественных предприятий. Но потенциал для наращивания динамики сохраняется.
Что касается нашего участия в международных делах, сейчас у нас период «сосредоточения» в горчаковских, столыпинских традициях, и не стоит путать этап сосредоточения силы с этапом ее проецирования вовне. Когда мы проецируем свои амбиции за пределы государства, важно исходить не из красивых, но умозрительных геополитических концепций (и уж тем более не забывать, что Россия все-таки глубоко европейская страна, хотя и с жизненными интересами в Азии; даже Казахстан позиционирует себя во многом как европейское государство), а из представлений о благе для конкретных людей, проживающих в нашей стране.
«Говорить о БРИКС как военно-политическом союзе преждевременно»
- Сегодня страны БРИКС и ШОС не в лучшей экономической форме. Но могут ли они в будущем создать экономический союз наподобие ЕС: с единым Центробанком, единой валютой (в виде юаня, например), со своей платежной системой, «интернетом» и так далее?
- БРИКС и ШОС на роль политических институтов, по глубине взаимной интеграции сопоставимых с Евросоюзом, а по военно-политической мощи с НАТО, - не тянут. Добавьте к проблемам госдолгов, дисбалансов экономического роста в Индии и Бразилии проблему долговых обязательств китайских муниципалитетов, колоссальный разрыв в уровне жизни между беднейшими и богатейшими китайцами, колоссальный разрыв в плотности населения различных районов России и Китая (к слову, поэтому Китаю не нужны новые территории, ему бы со своими разобраться), добавьте экономику большинства стран БРИКС, которая по-прежнему живет в парадигме роста, а не качества развития, добавьте угрозу сепаратизма в Синьцзян-Уйгурском автономном округе Китая, подогреваемую ИГИЛ, проблему Джамму и Кашмир и те политические и экономические потрясения, которые могут вызвать эти угрозы. И представьте, какие риски возникли бы у наших государств от «синергии трудностей», если бы мы объединили их одной валютой, одним общим рынком. Да и стоит ли это делать даже в идеальных лабораторных условиях, если у нас, в силу географической разбросанности, в отличие от компактной Европы, действительно, нет ни единого рынка труда, ни единой системы территориального планирования.
Поэтому мне кажется, БРИКС останется, пусть и все более влиятельным, но все же «клубом по интересам» с координационными структурами и финансовыми ресурсами – пусть и более консолидированным, чем «большая двадцатка».
- Хорошо, если не БРИКС, то более компактная ШОС может стать экономическим союзом? Тем более если, как прогнозируют некоторые, в нее войдут Турция и Иран? Реализация проекта «Шелковый путь» как раз потребует общего рынка труда, товаров, капиталов, не так? Или, напротив, правы те, кто утверждает, что Пекин начал охладевать к ШОС, поэтому, дескать, и согласился на вступление туда своего соперника – Индии?
- ШОС, действительно, стала новым символом регионального объединения для решения целого комплекса задач - от безопасности до гуманитарного сотрудничества и экономики. При этом до недавнего времени в ШОС между Россией и Китаем сохранялись если не противоречия, то уж точно напряженные дискуссии относительно путей дальнейшего развития этой организации. Россия видела ШОС как некий паллиатив «блока безопасности», который позволял отчасти амортизировать уменьшение российского влияния в бывшей Средней - а теперь Центральной - Азии, а Китай – как еще один способ диверсификации источников энергоресурсов и еще один регион для экономического освоения. Отдельные именитые китайские исследователи даже позволяли себе одиозные высказывания, мол, Китай уступил России право лидерства в организации - но она, дескать, с ролью лидера в условиях ограниченных ресурсов справляется плохо. Однако в реальности историческое тяготение государств Центральной Азии к Москве лишь усиливалось опасениями относительно долгосрочных планов восточного соседа в этом регионе - и в Пекине это быстро осознали.
По большому счету, значение ШОС как экономического объединения «девальвировалось» после того, как Китай запустил проект «Шелкового пути 2.0», а Россия вовлекла Казахстан и Киргизию в создание ЕАЭС – таким образом, экономический блок перекочевал из ШОС в повестку других организаций. Однако следует помнить, что о создании «Шелкового пути» председатель КНР объявил именно в столице активного члена ШОС - Казахстана, а в Уфе стороны прямо заявили, что ШОС может быть хорошей площадкой для диалога по сопряжению проектов «Шелкового пути» и ЕАЭС. Так что списывать эту организацию со счетов было бы преждевременно.
Кроме того, ШОС зарекомендовала себя как хорошая площадка для диалога, в первую очередь России и Китая, по вопросам безопасности и борьбы с терроризмом. И теперь, видимо, приходит время вернуться к этой изначальной специализации. В таком ракурсе вступление в ШОС Индии и Пакистана – государств, особенно сильно страдающих от террористических угроз - вполне логично.
Что касается китайско-индийских противоречий - они не определяют сегодня политику КНР в области обеспечения внешней безопасности. Чтобы понять это, достаточно взглянуть на структуру приоритетов угроз, изложенных в новой Белой книге по обороне КНР. Пекин согласился на вхождение в ШОС Индии - с условием одновременного вхождения туда Пакистана - потому что такая логика расширения антитеррористической коалиции государств Евразии, максимально пострадавших от терроризма, вполне закономерна. В связи с этим у ШОС большое будущее именно как у организации антитеррористической направленности: вместе с Совещанием по мерам доверия в Азии, которое Китай, как представляется, намерен превратить в некий восточный аналог ОБСЕ, она вполне может вписаться в каркас формирующейся системы азиатской безопасности.
- Евросоюз опирается на военную силу НАТО. Высказываются мысли, что в свою очередь ОДКБ, куда входят шесть постсоветских государств, включая Россию, Белоруссию и Казахстан, может послужить прародителем аналогичной структуры в рамках ШОС или даже БРИКС.
- ОДКБ - это договор о коллективной безопасности, говорить о нем как о военно-политическом союзе, по-моему, как минимум, преждевременно, а говоря прямо - это интеллектуальный блуд.
Впервые опубликовано на сайте электронной газеты Znak.com
Конференция завершилась на весьма пессимистичной ноте. Договор о нераспространении ЯО продолжит свое действие и останется одним из самых универсальных и важнейших договоров для международного сообщества. Однако невозможность достигнуть прогресса на Обзорной Конференции ДНЯО-2015 означает очередное торможение в процессе создания в мире зон свободных от ядерного оружия.
Перспективы экономического благополучия Армении зависят от реализации двух масштабных инфраструктурных проектов – возобновления железнодорожного сообщения по маршруту Россия-Абхазия-Грузия-Армения с выходом в Иран и начало транзитных поставок иранских энергоресурсов в Россию через территорию Армении.
За считанные дни до президентских выборов по-прежнему нельзя твердо сказать, кто станет новым президентом США. Избирательная кампания с первых дней была насыщенна провокациями и крутыми поворотами, такой она и осталась до конца. Доклад аналитического агентства "Внешняя политика" посвящен вопросу, каким именно президентом могут стать Хиллари Клинтон и Дональд Трамп.
Перестановки в кабинете привели к росту количества единомышленников в окружении Трампа. Неожиданное согласие Трампа на личную встречу с главой КНДР заставили американских экспертов строить предположения о параметрах такого соглашения. Введенные в четверг санкции против российских граждан и организаций (во многом дублирующие уже существующие санкционные списки и обвинения Мюллера) позволили Трампу продемонстрировать жесткость в отношении России.