Текст подготовлен в сотрудничестве с Lenta.ru
Конфликт в Сирии продолжается уже четыре года. 15 марта 2011 года на волне «арабской весны» в городе Дераа начались массовые протесты, быстро переросшие в полномасштабное восстание, перекинувшееся на другие города. Казалось, что Башара Асада постигнет та же судьба, что и египетского лидера Хосни Мубарака или тунисского президента Зин эль-Абидин Бен Али. Однако режим устоял. Более того, в стране прошли выборы, на которых Асад был переизбран. И даже активность «Исламского государства» парадоксальным образом пошла ему на пользу.
До окончания гражданской войны в Сирии еще далеко, однако уже сейчас ясно, что нынешний режим сохранится. Прежде всего благодаря комбинации из хороших друзей и удобных врагов.
На первых порах режим выживал во многом благодаря Ирану. Тегеран рассматривал Сирию не только как важного союзника, но и как окно в Левант. Если бы в Дамаске к власти пришли враждебные Тегерану силы, то территория Ирана с подконтрольной ей частью Ирака оказалась бы окружена санитарным кордоном, простирающимся от Азербайджана на севере через Турцию, Сирию, Иорданию до Саудовской Аравии на юге. Тогда о какой-то экспансии на Ближний Восток Исламской Республике пришлось бы забыть. Именно поэтому Тегеран и поддержал Башара Асада — как оружием, так и людьми. Например, дочерняя структура Ирана в Ливане — шиитская группировка «Хезболла» — принимала участие в боях за ряд сирийских городов, находившихся под контролем оппозиции. И, к слову, дорого заплатила за это — привыкшая не столько наступать, сколько обороняться в городской герилье, «Хезболла» за несколько дней штурмов потеряла больше бойцов, чем за всю последнюю войну с Израилем.
И все же выживание режима Асада оставалось под вопросом — слишком сильны были его недоброжелатели на Западе и в арабском мире, слишком много сил и средств они вкладывали в «сирийскую весну». Но постепенно ситуация стала меняться. На руку Асаду сыграли как обострившиеся противоречия между арабскими странами, прежде всего Катаром и Саудовской Аравией, так и постепенное затухание «арабской весны» (в частности, после произошедшей в Египте контрреволюции, Каир вышел из антиасадовского фронта). Однако самый большой подарок для сирийского президента — захват значительных территорий страны террористической группировкой «Исламское государство» (ИГ).
Прежде всего, ИГ своими действиями повысило уровень легитимности президента внутри страны. Если раньше сирийцы выбирали между Асадом и силами, требующими демократических преобразований, то теперь альтернативой официальной власти стали радикальные исламисты. В конце прошлого года спецслужбы США докладывали, что светская оппозиция представляет собой полторы тысячи разрозненных группировок, контролирующих лишь пять процентов территории Сирии.
«Все захваченные территории контролируют террористы из "Исламского государства" или "Джебхат ан-нусра", а также из связанных с ними более мелких структур», — соглашается с этой оценкой сам Асад.
Порядки, установленные боевиками ИГ в захваченных ими районах Сирии (массовые расстрелы мирных граждан, шариат в самой варварской его трактовке), заставили всех более-менее адекватных сирийцев сплотиться вокруг своего президента, который в данном случае представляется меньшим злом.
Лояльности населения способствовал и тот факт, что официальный Дамаск продолжил по мере сил выполнять социальные обязательства на потерянных территориях.
«Государственные институты работают, мы платим зарплату людям даже в тех районах, которые вышли из-под контроля правительства. Мы делаем там прививки детям», — утверждает Асад.
Свою роль в укреплении имиджа «меньшего зла» сыграла и тактика сирийской армии. Вместо навалов и генеральных штурмов солдаты продвигаются вперед крайне медленно, делая упор на локальные зачистки и постепенное выдавливание боевиков из населенных пунктов с их последующим уничтожением (боевиков, а не населенных пунктов, что, в общем-то, нехарактерно для Ближнего Востока). Это объясняется не только нежеланием разрушать инфраструктуру страны, у которой просто не будет денег для ее оперативного восстановления, но и стремлением сохранить жизни мирного населения и солдат (мобилизовать новых в условиях идущей вот уже четвертый год гражданской войны очень непросто). В результате «отжим» у боевиков территории продвигается очень медленно. На днях сирийская армия смогла замкнуть кольцо окружения вокруг некогда экономической столицы страны — Алеппо, — однако о взятии самого города речь пока не идет.
Помогло ИГ Башару Асаду и на внешней арене. Провозгласив «халифат», «Исламское государство» автоматически превратилось в экзистенциального врага абсолютного большинства арабских стран. К тому же в рядах группировки сражаются джихадисты из многих стран Запада. Правительства этих государств заинтересованы, чтобы радикалы нашли свой конец в сирийских и иракских песках, а не вернулись домой, обогатившись боевым опытом. Режим Асада в этих условиях выступает естественным союзником европейских лидеров.
Война международного сообщества против «Исламского государства», казалось, предоставила Башару Асаду идеальный шанс окончательно избавиться от своего самого опасного врага чужими руками. Однако Дамаск категорически запретил США и их союзникам проводить военные операции против ИГ на территории Сирии. Причина проста — в окружении Башара Асада опасаются, что Запад начнет действовать по озвученной недавно Беньямином Нетаньяху формуле «враг моего врага — мой враг». Иными словами, в Дамаске полагают, что, придя на сирийскую землю для борьбы с ИГ, западные войска закончат захватом сирийской столицы.
В конце концов эта проблема была вроде как решена в интересах сирийского режима. Умудренная ливийским опытом Россия заблокировала в Совете Безопасности ООН все резолюции, даже намекающие на легитимацию военного вторжения в Сирию. Вместо этого американцам фактически позволили наносить ракетно-бомбовые удары по позициям боевиков. Однако это временное решение, и оно не означает, что Соединенные Штаты и Турция оставили намерение использовать войну против ИГ как предлог для военной интервенции в Сирию и смещения Башара Асада. Они просто ищут иные способы. Так, Госдеп продолжает повторять мантру «Асад должен уйти, ему нет места в будущем Сирии», а глава этого ведомства Джон Керри говорит о намерении всеми силами защищать выпестованную Штатами так называемую умеренную сирийскую оппозицию.
«Если Асад нападет на них под предлогом борьбы с последователями "Исламского государства", это ... открывает дверь Соединенным Штатам для нападения на Асада», — заявил Керри.
Анкара же попытается сохранить освобождаемые районы северной Сирии под контролем лояльных ей группировок посредством создания на этой территории так называемой буферной зоны.
«Для нас важно, чтобы после ухода "Исламского государства" на освободившуюся территорию не пришел режим Асада», — поясняет премьер-министр Турции Ахмет Давутоглу.
Между тем не исключено, что уже в ближайшие месяцы единственная реальная угроза режиму Башара Асада — иностранная интервенция — перейдет из разряда маловероятных в категорию фантастических событий. Это произойдет в случае заключения американо-иранской ядерной сделки и выхода Ирана из-под режима международной изоляции.
Американцы не станут рисковать достигнутым соглашением ради свержения нынешней власти в Дамаске. Более того, вполне возможно, что сохранение режима Асада будет частью секретных протоколов к сделке. В этом случае максимум, на что могут рассчитывать американцы, это вовлечение ряда наиболее раскрученных лидеров умеренной оппозиции в правительственные структуры (о чем, вероятно, и пойдут анонсированные переговоры между представителями оппозиции и властью). Однако подобное соглашение будет походить не на компромисс, а на банальное отступление с сохранением лица — очевидно, что светские оппозиционеры, будучи в основном эмигрантами и не обладая необходимыми связями внутри страны, долго не протянут. Как в политическом смысле, так, не исключено, и в физическом (таковы реалии региона).
Турецкие же власти после заключения американо-иранской сделки, вероятно, просто проявят прагматизм, аналогичный тому, который они продемонстрировали на Кавказе в 2008 году.
Анкара признает изменившуюся геополитическую реальность и будет восстанавливать отношения с иранцами, а также, возможно, и с самими сирийцами.
Ведь до войны именно за счет сирийского рынка развивались юго-восточные провинции Турции. В общем-то, процесс признания этой реальности уже пошел — видные турецкие политики заговорили о том, что уход Асада нежелателен.
«Если Асада свергнут, общественный порядок, система безопасности и государственный суверенитет перестанут существовать на всей территории страны. Различные группировки, без всякой политической традиции, без этических норм, не оформленные ни в одно политическое течение и без четко сформулированной программы,.. уничтожат и сровняют с землей все вокруг себя. Думаю, что если Асад уйдет, количество жертв столкновений в сирийском конфликте превысит пять миллионов человек», — говорит один из основателей правящей в Турции Партии справедливости и развития, бывший министр финансов страны Абдулатиф Шенер.
Скорее всего, президент Реджеп Эрдоган понимает, что если он пойдет на поводу у собственного самолюбия и откажется от прагматичного изменения политики в отношении Дамаска, то сирийский вопрос будет использован усиливающейся фрондой внутри ПСР для того, чтобы ослабить его позиции.
Что же касается России, то последовательная поддержка Башара Асада как законноизбранного президента полностью себя оправдала. Если сначала Москву за это критиковали, утверждая, что она занимает «неправильную сторону истории», то со временем стало очевидно, что это вовсе не так. Оказалось, что именно позиция России была оправданна, а вера в быструю победу оппозиции — нет.
Причем Москве это уже приносит дивиденды. Прежде всего, в арабском мире. Ряд государств Ближнего Востока увидели, что Россия (в отличие от Вашингтона) своих верных Мубараков не бросает и готова стоять за них до последнего. Особенно такая репутация важна на рынке вооружений, поскольку от поставщика оружия требуется не только продать товар, но и гарантировать его дальнейшее техобслуживание и поставки комплектующих к нему. И вот к России уже потянулся Египет, за ним готовы последовать Тунис и ряд монархий Залива, ведущих международный кастинг на роль протектора от выходящего из-под санкций Ирана.
Но размер этих дивидендов не стоит преувеличивать. Текущего политико-экономического потенциала России недостаточно, чтобы всерьез конкурировать с Соединенными Штатами в регионе. Даже Сирия после окончания гражданской войны вряд ли превратится в оплот Москвы на Ближнем Востоке, поскольку доминирующим там будет влияние Ирана. Башар Асад, конечно, попытается уравновесить его за счет всех возможных кандидатур — России, ЕС, даже Израиля с Турцией, — однако его возможности для маневра будут сильно ограничены
В Сирии и Йемене на фоне непрекращающихся боев предпринимаются попытки по запуску диалога между противоборствующими сторонами. В свою очередь, в Саудовской Аравии Король Салман продолжает масштабные перестановки на основных государственных постах, внесшие изменения в баланс сил между основными кланами королевской семьи.
Глубокие причины политического кризиса сводятся к тому, что некоторые кланы перестало устраивать существующее распределение должностей. Кроме того, в саму систему временных органов власти Сомали заложен механизм противопоставления главы государства и главы правительства.
Польская политика станет более проамериканской, но нужно помнить, что и раньше при любом правительстве направления и лимиты сотрудничества задавали в Вашингтоне, а не в Варшаве. Разница была лишь в том, насколько польские политики были готовы торговаться, отстаивая национальные интересы страны.
Грузия совсем не является потерянным для России государством, как это часто представляется после августовской войны 2008 года. С одной стороны, очевидно, что для грузинского общества наше государство – «враг номер один», а Евроатлантический вектор внешней политики – нерушимый пакт между властями и населением. С другой стороны, подавляющее большинство грузинского населения считает, что Россия влияет на внутригрузинские события.