Внешняя политика постсоветского пространство

Истекают вторые сутки с момента разрыва дипломатических отношений между Саудовской Аравией и Ираном, последовавшего за казнью в королевстве влиятельного шиитского проповедника и антисаудовскими выступлениями в Исламской республике. За ситуацией напряженно следят из многих столиц, но не всем нужно определяться по отношению к ней так же тщательно, как Москве.

Окончание года для российской дипломатии было непростым. В декабре в полной мере проявилась тенденция общего роста напряженности и готовность России жестко реагировать на растущие вызовы международной политики. Вместе с тем не осталось проблем, по которым заведомо отсутствуют шансы достичь согласия. Москва шлет сигналы партнерам о готовности к переговорному процессу по всему спектру международных проблем.

Каждый год приносит новые ситуации, которые не учитывались в прогнозах аналитиков. Кризис накладывается на кризис, что создаёт ощущение сжатости времени. Для нашей страны так было и раньше, но глобальной тенденцией это не являлось. Но пришли «Арабская весна», лихорадка Эбола, украинский кризис, события на Ближнем Востоке и миграционный кризис, ИГИЛ. Все эти события можно было предполагать, но в реальности никто их не прогнозировал.

Грузия является местом не только столкновения глобальных игроков, но и точкой, где сходятся линии сотрудничества региональных держав. Мы причисляем к ним Россию, Турцию и Иран. По очевидным причинам Грузия всегда находилась внутри треугольника трёх великих государств. Её территория, этнический состав и внутренний уклад зачастую зависели оттого, к какому полюсу, российскому, турецкому или персидскому тяготели грузинские княжества.

Этот сложный и переполненный противоречиями регион в международном информационном пространстве ушел в тень событий на Украине и на Ближнем Востоке. Но и конфликт в Донбассе, и углубляющийся сирийский кризис были теми фоновыми факторами, которые оказывали свое влияние на закавказские процессы. Эти факторы и раньше влияли на положение дел на Кавказе, но в последние два года их роль значительно выросла.

Грузия совсем не является потерянным для России государством, как это часто представляется после августовской войны 2008 года. С одной стороны, очевидно, что для грузинского общества наше государство – «враг номер один», а Евроатлантический вектор внешней политики – нерушимый пакт между властями и населением. С другой стороны, подавляющее большинство грузинского населения считает, что Россия влияет на внутригрузинские события.

Строительство новых национальных государств еще не завершено, а значит, не оформились полностью не только их гражданские и политические идентичности, но и внешнеполитические приоритеты. И в этой ситуации на первый план выходит не интеграция, а национальный эгоизм. Интеграция же понимается, как ситуативное взаимодействие для решения своей задачи.

И хотя российская внешняя политика в целом остается довольно осмотрительной, даже у самого искусного водителя существует «слепая зона» — участок дороги, который не видно в боковые зеркала. Украинский и турецкий кризисы произошли именно потому, что нарождающиеся угрозы попали в «слепую зону», — к ним можно было приготовиться, но водитель их не заметил. Нельзя исключить, что и сейчас назревают угрозы, которых Россия не замечает.