Украинский кризис грозит разморозить Приднестровский конфликт

ТИРАСПОЛЬ, ПРИДНЕСТРОВЬЕ. - Приднестровский конфликт после длительного пребывания на политической периферии снова выдвинулся на первый план. Как это часто бывает с неурегулированными конфликтами, те их черты, которые изначально рассматриваются, как потенциальные возможности, позволяющие ускорить мирный процесс, с годами превращаются в дополнительные факторы риска.  

После распада Советского Союза лидеры приднестровского движения (а затем и де-факто государства, продемонстрировавшего свою способность противостоять внешнему давлению и консолидировать полиэтничное общество в пределах своей территории) рассматривали Россию в качестве гаранта реализации своих чаяний. Однако в отличие от Абхазии или Южной Осетии Приднестровская Молдавская республика (ПМР) не имела с РФ общей границы. На западе она граничит с Молдавией (411 км). Для Кишинева и международного сообщества этот рубеж является административным, а не межгосударственным. На юго-востоке ПМР делит 405 км общей границы с Украиной. И присутствие Украины в качестве второго гаранта мирного процесса наряду с Россией многим казалось определенным противовесом для устремлений Москвы. Однако, оно выглядело логичным с учетом того, что чуть больше 28% населения Приднестровья составляют этнические украинцы. Более того, до 2006 года Москва и Киев в целом успешно взаимодействовали на днестровском направлении.

Мирный план третьего украинского президента Виктора Ющенко (2005) российская дипломатия в целом поддержала. 

Однако стремление некоторых представителей новой генерации постсоветских политиков к радикальной перекройке конфигурации в Евразии не в пользу России привело к «разморозке» конфликтов. На Днестре это произвело ограниченный эффект. Фактически гарантированное Тирасполю право на самостоятельную внешнеэкономическую деятельность в марте 2006 года было ликвидировано. Но этим значение совместного давления Киева (ранее державшего некоторую дистанцию) и Кишинева  не ограничилось. Именно тогда, восемь лет назад было продемонстрировано, что ПМР – это не просто сепаратистский проект, который правительство Молдовы рассматривает, как опасный вызов. Это – еще и территория «посреднического конфликта» между Украиной и Россией. Но если в период полномочий третьего украинского президента эти противоречия не перешли «красные линии», то в 2014 году они стали причиной масштабной международной проблемы, решение которой сегодня мучительно ищется. ПМР по-прежнему видит себя в качестве своеобразного российского форпоста (даже тогда, когда Москва не слишком заинтересована в трансляции  подобного имиджа). Украина же воспринимает Приднестровье в качестве «засадного полка» Москвы, хотя российский контингент на его территории и составляет 1400 человек и вряд ли может рассматриваться, как ударный кулак для атаки хоть на Одессу хоть на другие близлежащие пункты стратегического назначения. В итоге непризнанное образование испытывает (опять же в отличие от других де-факто государств) двойное давление. Во-первых, со стороны своего «материнского образования». Во-вторых, со стороны соседа, вовлеченного в конфликт с Россией и считающего себя фактически в состоянии войны с ней. И поэтому страны, готовой к радикальным действиям вроде тех, что предпринимаются сегодня на Востоке Украины. Речь, в первую очередь, о строительстве пограничного рва, призванного усилить изоляцию Приднестровья.

Налицо новая волна «разморозки» одного из неразрешенных постсоветских конфликтов. 

В этой ситуации необходимо разобраться в оценках имеющихся вызовов теми людьми, которые непосредственно вынуждены искать на них ответы. Прекрасную возможность для этого предоставила международная школа, организованная информационным агентством «Россия сегодня» в Тирасполе. Состав ее участников был таков, что позволял составить качественный рентгеновский снимок не только СМИ непризнанной республики, но и о состоянии экспертного сообщества и представлениях политической элиты ПМР сегодня. Важно зафиксировать ряд принципиальных соображений, крайне полезных для планирования будущего хода мирного процесса. Если, конечно, не ставить во главу угла выталкивание России и слом имеющегося статус-кво ради непонятных и туманных перспектив «светлого европейского будущего».             

Во-первых, стоит радикальным образом подвергнуть пересмотру представления о ПМР, как о «последнем заповеднике советского коммунизма». После того, как в декабре 2011 года в непризнанной республике сменилась власть (до того бессменного президента Игоря Смирнова сменил Евгений Шевчук) произошли не только перемещения на чиновничьем Олимпе. Они и при прежнем руководителе имели место, динамика в ПМР всегда присутствовала. Случилось значительное омоложение власти, имеющее, впрочем, свои нюансы. В этом процессе многие эксперты из США и ЕС увидели возможности для ускорения мирного процесса на основе территориальной целостности Молдовы. Это целеполагание выстраивалось через априорное признание того факта, что не связанное советскими узами новое поколения гораздо проще пойдет в Европу. Однако упускался из виду такой фундаментальный момент. Поколение «красных директоров» действительно имело больше связей с советской эпохой. Но их сменщики выучились и сделали карьеру уже в новом Приднестровье. Для них оно самоценно вне всякого контекста ностальгии по СССР. И вне его их будущее таит в себе много вопросов, а то и рисков. Отсюда имеющая собственная мотивация, которая была воочию продемонстрирована в журналистской школе именно молодым поколением.

Во-вторых, в оценках текущей повестки дня у представителей России и ПМР имеется существенная асимметрия, на которую редко обращают внимание.

Если Москва видит приднестровские сюжеты в рамках более широких контекстов (отношения с Украиной, Западом, европейская политика), то приднестровцы более требовательны к тому, что должна была бы сделать для них Россия.

Конфликт начала 1990-х, экономические сложности середины 2000-х и поддержка политики РФ в Крыму, полагают эксперты и журналисты в ПМР, дают им такое право по факту. Но ресурсы и возможности России небезграничны. И тотальный ревизионизм не может быть сегодня опцией для российской политики. Эту мысль, кстати, в той или иной форме доносят представители МИД, у которых впрочем, есть свои оппоненты и критики в других «башнях» отечественной власти. Но какие бы споры ни шли внутри российской власти, на сегодняшний день официальная позиция Кремля недвусмысленна: необходимо оставаться в рамках формата «5+2». Даже несмотря на конфликт с Киевом, являющимся его участником. Тирасполь же, со своей стороны заинтересован в более четких гарантиях со стороны Москвы. Эти ожидания были особенно усилены изменением статуса Крыма, положением дел в Донбассе и попыткой «разморозить» конфликт со стороны Молдовы и Украины.

В-третьих, несмотря на непреходящий интерес к сближению с Россией, приднестровцы в отличие от других непризнанных образований постсоветского пространства в намного меньшей степени ослабили свои контакты с «материнским государством» и стоящей за ней Европой. Экономические и бытовые контакты (регулярное автотранспортное сообщение, поездки к родственникам и друзьям на другой берег Днестра и в Одесскую область) продолжают играть роль. Даже на «ресторанном» и «сувенирном» уровне существуют свои особенности.

Представить себе рестораны грузинской кухни в Абхазии или продажу кукол в азербайджанском национальном костюме в Нагорном Карабахе вряд ли возможно.

В Приднестровье украинская и молдавская тематика в этом плане представлена достойно, что впрочем, не отменяет запроса на свою самостоятельность и особую идентичность, которая сохраняется даже у последовательных поборников использования крымского сценария в отношении ПМР.

Можно по-разному оценивать шансы Приднестровья. Видеть в нем «форпост российского мира» или «черную дыру» и «агентов Кремля». Но невозможно не брать в расчет самой внутренней динамики в ПМР и проживающего там населения. Оно, в первую очередь, а не стратеги из Вашингтона или Москвы будет строить свою жизнь на этой земле.