На пути к «рейганистской» России: политика России в области безопасности после Путина

3 августа 2015 года

Впервые опубликовано на английском

Военная аннексия Крыма, предпринятая Россией в начале 2014 года, и последовавший за этим кризис в отношениях Москвы с соседями и западными государствами поставили на повестку дня старый вопрос, который выпал из центра внимания политиков: каковы долгосрочные амбиции России во внешней политике и в чем заключается ее стратегия в военном плане? Политики в США сегодня больше озабочены сиюминутными целями Владимира Путина и связанными с ними проблемами на востоке Украины или еще где-либо. Это важный вопрос. Однако долгосрочное планирование США в сфере политики безопасности требует понимания более глобальных трендов, которые за этим стоят.

Куда движется Россия сегодня, в момент, когда она частично восстановила свою экономическую мощь и политическую уверенность (несмотря на недавние экономические сложности в стране), потрепанные к концу «холодной войны»? В обозримой перспективе, возможно – ближайшие 10 лет, этот вопрос будет неразрывно связан с личными намерениями Путина, который может остаться президентом страны до 2024 года.

Между тем, полезно иногда разделять эти два понятия и видеть разницу, если она вообще имеется, между Путиным и более широким контекстом российской стратегической культуры, в котором он действует.

Это будет иметь критическую важность для долгосрочного стратегического планирования США и для задания реалистических ожиданий касательно того, что может быть и к чему мы должны стремиться, в отношениях Запада и России.

Резкие взлеты и падения России в XXI веке

Период 1990-х гг. был временем упадка России. На Западе Путина не любят за то, что он назвал распад Советского Союза величайшей геополитической катастрофой XX века. Очевидно, что по всем законам логики это огромное преувеличение. Но для российских националистов 1990-е годы были не только периодом, когда был распущен Варшавский Договор, а затем и СССР: это кроме того было временем, когда российское государство было в ужасном упадке. Количество населения страны сократилось почти вдвое, военная мощь потеряла две трети с точки зрения своего размера и четыре пятых – финансирования. Экономика пустилась в свободное падение.

Запад был озабочен слабостью России, ее возможным распадом и незащищенностью ее ядерных материалов больше, чем новой вероятной агрессией, исходящей из Москвы. Кроме того, то разгораясь, то затихая, продолжалась Чеченская война, и в других частях бывшей Советской империи также то и дело происходили вооруженные конфликты, в частности между Арменией и Азербайджаном. И, конечно, расширялась НАТО – приближаясь не только к границам бывшего Советского Союза, но и самой России, приняв в свой состав государства Прибалтики в 2004 году.

Тем не менее, в начале нового тысячелетия в Россию пришла стабильность, и появились надежды касательно ее отношений с Западом, в особенности после терактов 11 сентября, которые поставили перед Вашингтоном и Москвой общую цель. Джордж Буш-младший прямо посмотрел в глаза Путина, и ему понравилось то, что он разглядел в душе бывшего служащего КГБ. Многие были рады экономическому восстановлению России, признавая важность российских энергоресурсов в период нестабильности в регионе Персидского залива.

Восстановление России в военном плане в первую очередь означало снижение вероятности ужасных катастроф по типу гибели боевой подводной лодки «Курск» в 2000 году и попадания российского ядерного арсенала в руки террористов, как и уменьшение «утечки мозгов» российских ученых, занимающихся оружием, которым недоплачивали и которые могли быть перекуплены государствами-изгоями. Кроме того, это означало стабильность (хотя и достигнутую насильственным путем) в Чечне. Потенциальные минусы восстановления России представлялись приемлемыми, особенно с учетом того, что страна стала демократией, что означало ограничение срока президентства Путина до двух сроков подряд, а также увеличивающуюся заинтересованность гражданского общества сотрудничать с зарубежными странами для достижения общих целей.

Однако к концу первого десятилетия 2000-х гг. в это верилось все меньше. Грузинский конфликт 2008 года стал первым недвусмысленным сигналом о проблемах. За этим последовало возвращение Путина на пост президента после 4 лет пребывания в должности премьер-министра, а позже – и украинский кризис. Глушение инакомыслия и политических дебатов дома, амбициозная программа развития вооруженных сил и рост напряженности в отношениях между Москвой и Западом в отношении Ливии и Сирии только усугубляли ситуацию. Справедливости ради нужно отметить, что политика «перезагрузки» администрации Обамы в отношении России достигла определенных успехов на начальном этапе, включая логистическое содействие в доступе в северные районы Афганистана в поддержку военной операции НАТО, сотрудничество по вопросу санкций в отношении Ирана и Северной Кореи, а также заключение Договора по СНВ в 2010 году. Однако в целом отношения никогда не становились однозначно благосклонными, и все импульсы «перезагрузки» испарились после событий 2014 года. Однако нельзя полностью возлагать вину на Путина. Его огромная популярность внутри страны, выражавшаяся слезами парламентариев, когда он объяснял логику своих действий в Крыму, свидетельствует о том, что все устремления Москвы отражают чувства всего народа.

Таблица 1. Сравнение показателей ВС СССР и России[1].

С учетом этих условий – чего ожидать дальше? Ниже мы намерены отобразить возможные сценарии развития отношений российского государства с другими странами со стратегической и военной точки зрения. Мы концентрируемся не только на текущих кризисах, но и на перспективах развития до 2020 года, когда нынешние тенденции станут определяющими для поведения России, а Путин будет вынужден покинуть руководящий пост, если к этому времени этого уже не произойдет. Мы исходим из необходимости сначала определить и описать 8 теоретических подходов существующих идейных течений и представлений о мире, существующих в России. Затем мы попытаемся выделить наиболее вероятные стратегии, которые может реализовывать Россия в предстоящие годы и десятилетия, и проанализировать, какие последствия они могут иметь для развития российских ВС. Наконец, в конце мы делаем вывод о том, какие выводы может извлечь для себя Запад, а также - как внешний мир может повлиять на курс России в будущем.

В аналитических целях мы организовали эти 8 моделей возможного поведения России по уровню влияния либеральных и миролюбивых настроений или, наоборот, националистических и потенциально авторитарных тенденций в политике. По факту, это не линейная прогрессия, но такое упрощение может на начальном этапе быть полезным. В частности, мы предлагаем следующие модели развития:

- Пост-Вестфальская Россия. В рамках этой модели Россия будет действовать как либеральное европейское государство, как Швейцария или Австрия, незаинтересованное в применении силы и концентрирующееся исключительно на самообороне и обеспечении безопасности собственной территории.

- Россия в НАТО. Эта модель предполагает, что Россия будет стремиться присоединиться к Западу.

- Прозападная Россия. В этом сценарии Россия не будет вступать в НАТО, но может более тесно начать сотрудничать с западными государствами по другим направлениям политики безопасности, например, укрепление ОБСЕ или создания нового Евро-Атлантического сообщества безопасности.

- «Минималистская» Россия. Такая Россия может и не считать выбор в пользу Запада наиболее перспективным, однако ее действия будут исходить из того, что собственные интересы требуют проведения более сдержанной политики, так как главным приоритетом будет усиление за счет укрепления экономической мощи, а ядерное оружие будет представлять основную и сравнительно недорогостоящую опору национальной военной стратегии.

- «Рейганистская» Россия. В рамках данной модели России будут свойственны глубокий патриотизм, программы по перевооружению и, вероятно, определенной степени националистическая риторика. При этом главной целью будет укрепление традиционных военных форм государственной мощи, но вместе с тем использование военной силы только в случае крайней необходимости. Так же, как Рональд Рейган провел перевооружение американской армии и укрепил веру страны в себя, как внутри США, так и в мире, увеличил военные расходы, что привело, по крайней мере в краткосрочной перспективе, к подъему в экономике, -«рейганистская» Россия будет стремиться афишировать свою мощь, не отправляя при этом свои вооруженные силы воевать.

- «Осажденная» Россия. Эта модель близка «рейганистской» модели, но больше сконцентрирована не на чувстве патриотизма и не на престиже, а на сведении счетов с врагами и противниками – реальными и мнимыми. Россия будет реализовывать свою политику скрытыми методами, принуждением и силой, это едва ли будет дружелюбная Россия. Это будет менее уверенное в себе, менее прямолинейное, но более коварное и в некотором отношении более опасное государство, чем «рейганистская» модель. Вероятно, эта модель описывает Россию при Путине в 2014 и 2015 гг.

- «Великая» Россия. Данная модель также близка «рейганистской», но идет гораздо дальше. Такая Россия будет искать возможности использовать государственную мощь для частичного восстановления Российской империи и требовать определенной степени влияния в своем приграничье – реализация российской сферы влияния в более классическом смысле, с использованием «жесткой силы», как было во времена империи. Эта сфера может расширяться до территорий, где русскоговорящее население составляет большинство, как, например, на востоке Украины и в государствах Прибалтики. Она также может касаться морских территорий, в особенности Арктики. Такую модель можно считать «худшим сценарием путинской России».

- Брежневская Россия. Такая Россия будет еще более амбициозна, ее главной целью будет восстановление мощи, статуса и величия советских времен. Она будет прикладывать усилия по поддержанию паритета или достижения преимущества над США в ядерном, ракетном и космическом вооружении, а также стремиться проецировать силу и влияние. По возможности, Россия будет нацелена на обеспечение прямого лидерства в своем окружении. И хотя Россия вряд ли в среднесрочной перспективе вернется к доктрине Брежнева, подразумевающей, что каждая страна, которая когда-либо подчинялась Москве, останется под ее влиянием, она, вероятно, будет стремиться наращивать свою власть и над другими территориями (после Крыма и некоторых частей Грузии) посредством прямого использования военной силы или путем невоенного принуждения – в центрально-азиатских республиках, всей территории Украины, Беларуси, Грузии, Молдовы и даже Прибалтики.

Три пути, которые Россия отвергнет

Из этих возможных моделей развития России в ближайшей перспективе, по нашему мнению, три являются наименее вероятными – это модели, расположенные на двух полюсах спектра уровня популярности либеральных или авторитарных настроений, а именно - Пост-Вестфальская, НАТОвская и Брежневская. Россия не реализует Пост-Вестфальскую модель развития внутренней и внешней политики, так как столь прогрессивная концепция практически не пользуется популярностью в стране. Идея о том, что государства постепенно становятся менее важными игроками в международных отношениях, воспринимается только в некоторых кругах Запада. Возможно, своего расцвета эта идея достигла в Западной Европе в момент бурной радости после падения Берлинской стены, когда создание Европейского союза вдохновляло и внушало надежду многим представителям элит и обществ. Но, как и сам Союз, в последние годы европейские экономики и внешняя политика европейских стран переживают не лучшие времена, а идея о том, что система, главными звеньями которой были национальные государства, ослабевает, отошла на второй план – даже в либеральной, процветающей, демократической Европе. Что уж говорить о России, где эта концепция никогда не пользовалась особым спросом.

Россияне гордятся своей историей, своим народом и государством. Кроме того, они считают, что государство по-прежнему играет важную роль в обеспечении безопасности. Они наблюдают растущую мощь Китая на востоке, наступательную политику США и их союзников – на западе и нестабильность – на юге. Они также озадачены и обеспокоены уменьшением сплоченности внутри своего государства, сокращения его мощи и понижения уровня жизни после «холодной войны». Это не те люди, которые запросто согласятся с тем, что государство неважно. К тому же, у них практически нет естественных партнеров для построения Пост-Вестфальской системы государств, так как они не чувствуют близости к какой-либо группе государств. Путин является наиболее ярким примером этой мысли, но 85% рейтинга его популярности с начала украинского кризиса[2], в целом позитивная реакция простых россиян на предпринятые им жесткие меры в Крыму, а также недоразвитость гражданского общества и независимых СМИ в стране свидетельствуют о том, что она крайне распространена.

Вступление России в НАТО могло состояться только сразу после окончания «холодной войны»[3]. Несмотря на то, что это безусловно западная структура, после падения Берлинской стены для Альянса появилась возможность основательно пересмотреть свою миссию. Была вероятность его превращения в основу Евразийско-Атлантического сообщества безопасности. Однако через двадцать лет на фоне операции НАТО в Косово и Ливии, которые в России были восприняты негативно, а также напряженности в связи с ПРО и расширением блока к границам России (даже обдумывание мысли о включении в Альянс Грузии и Украины), - момент пройден.

НАТО считается тотально антироссийским по составу участников, характеру деятельности и цели – опять же, не только Путиным, но и всем российским населением[4].

И, наконец, модель, находящаяся на противоположном конце спектра – Брежневская Россия – является попросту слишком претенциозной и дорогостоящей даже для большинства российских националистов. Если бы даже она сработала и достигла своих целей, на России бы повисло бремя нескольких стран, чья экономика на сегодняшний момент находится в разрухе. Возник бы риск войны с Западом и, по крайней мере, продолжительного периода новой «холодной войны» и экономической изоляции от мировых экономических лидеров, которые, безусловно, будут проводить политику жестких санкций против России в ответ на агрессию, которая будет исходить из Москвы в рамках данной модели развития. И хотя россияне будут оставаться гордым, националистическим и, возможно, даже империалистическим государством, в отсутствие коммунизма идеологией России станет экспансионизм, типичный для советской истории.

Пять возможных альтернатив развития стратегии России

Вычеркнув эти три модели из списка, можно предположить, что оставшиеся пять могут конкурировать между собой. Мы предполагаем, что все они хотя бы в какой-то степени находят отклик в российском самосознании, так как представляют собой модели развития и видения, которые россияне понимают и уже обсуждают, хотя может и не используют термины, которыми оперируем мы. Более жесткие варианты наиболее созвучны с недавней политикой Путина, и поэтому они неизбежно будут представлять альтернативу и в будущем. Но они не будут безальтернативны, поэтому мы также рассматриваем и другие сценарии мирового развития, которые могут повлиять на российское государство.

По нашим подсчетам, «рейганистская» или близкая к ней модель может стать наиболее вероятным сценарием развития России – такой, с которой Запад сможет уживаться.

Это должно помочь нам сформулировать ожидания касательно будущего, которого нам следует ожидать и к которому нам нужно стремиться. Но начнем с рассмотрения каждой из моделей по очереди.

Прозападная Россия  

Хотя и сложно представить, что в будущем Россия будет стремиться вступить в НАТО – вне зависимости от того, захочет ли НАТО, чтобы Россия была членом Альянса, что само по себе маловероятно – нельзя исключать, что про-путинское российское государство будет искать способов наладить отношения с Западным миром, оставаясь при это в определенной степени отстраненным и независимым. Стимулов, которые могут заставить Москву двигаться в этом направлении, может быть несколько. Россия может начать развивать свое взаимодействие с внешним миром в целях экономического роста и увеличения благосостояния. Тесное сотрудничество с ЕС или НАТО также может представляться способом для защиты от исламистского экстремизма и усиления Китая.

Говоря другими словами, чтобы прийти к осознанию необходимости сотрудничества с Западом, России совсем необязательно расставаться со своими реальными или вымышленными опасениями в сфере безопасности – ей просто нужно осознать, что гораздо большая опасность идет с юга или востока (или с обеих сторон) и что с ней лучше справляться с западной помощью.

Это станет решением, которое для западных наблюдателей представляется очевидным, но на сегодняшний момент является сложным для России, с учетом распространенного мнения о том, что НАТО нарушило свое слово и воспользовалось ее слабостью после окончания «холодной войны».

Расширение НАТО в определенный момент может стать лишь далеким воспоминанием. Если западный мир в сотрудничестве с Россией сможет найти способ обеспечения украинской и грузинской безопасности (и безопасности других постсоветских государств, которые не являются членами НАТО), не предлагая им при этом членства в Альянсе, возможно в будущем Россия сможет объявить перемирие в своем геополитическом соперничестве (что, как предполагали многие в США, уже произошло, пока не случились события 2014 года). Время может исцелить некоторые раны[5].

В основе этой политики будет лежать возвращение к более спокойным отношениям между Россией и НАТО в 1990-х гг. или на раннем этапе президентства Путина – при этом в контексте более окрепшей и стабильной России. Такая динамика может способствовать оформлению новых институциональных механизмов или действовать в рамках уже существующих структур, таких как ОБСЕ, Совет Россия-НАТО и СБ ООН (а также при условии возможности возвращения России в формат «Группы восьми»). Режим ядерного нераспространения может быть продолжен, переговоры по ПРО могут стать менее напряженными, а стратегическое сотрудничество по вопросам Ирана, Северной Кореи и Афганистана могут перевесить разногласия по любым другим вопросам, например, по Сирии. Блоки могут взаимодействовать по проблемам проведения миротворческих миссий, а также укреплять совместные усилия по борьбе с терроризмом.

«Минималистская» Россия

«Минималистская» Россия, вероятно, будет менее прозападной. Между тем, такая перспектива развития российского государства может быть относительно благоприятной для международного сообщества. Если Россия придет к выводу о том, что вероятность нападения или других угроз в ее отношении мала, ей будет достаточно иметь армию, флот и военный бюджет средних размеров с учетом наличия внушительного ядерного арсенала (что является данностью при любых условиях развития России в будущем).

Главный стимул реализации данной стратегии может главным образом проистекать из кругов технократов, занимающихся экономической политикой, и бизнес-элит. Их прагматизм будет заключаться в развитии конкурентоспособной экономики и улучшении качества жизни россиян, что в конечном итоге будет также способствовать укреплению государственной мощи. Это не значит, что по своим действиям и взглядам Россия станет похожа на гигантскую Швейцарию. Сходство с последней будет заключаться в ее военной сдержанности, проистекающей из собственных интересов – хотя это и кажется сегодня нереальным.

Вера в то, что угрозы российской безопасности исходят в первую очередь не от внешних врагов, а из внутренних проблем, может стимулировать данную модель. С учетом того, что российская Стратегия национальной безопасности 2009 года подчеркивает важность всех сфер – от экономики до системы здравоохранения и экологии – в списке приоритетов национальной безопасности, в современной российской мысли существуют предпосылки к изменению представления о важности традиционных мер обеспечения власти и безопасности[6].

 «Рейганистская» Россия

Под «рейганистской» Россией мы понимаем гордое националистическое государство, которое в российском контексте может многими восприниматься как и агрессивно настроенное и действующее соответствующим образом. Но если бы Россия действительно могла утвердиться как успешное государство-гарант статуса-кво, реваншизм и другие выражения агрессии стали бы для нее бессмысленными – по крайней мере, ненужными в большом масштабе[7]. Она бы проводила политику прагматично, реализуя свои интересы различными политическими методами, при этом всегда помня о том, что следует сотрудничать с Западом по ключевым стратегическим вопросам ради собственного блага.

Уверенно действующая и гордая Россия, высвободившаяся из уз собственной агрессии и мелочности, свойственных модели «осажденной России», которую мы рассмотрим ниже, или которые мы наблюдали в действиях Москвы в недавнем прошлом, сможет принимать разумные решения по вопросам, где Запад действительно нуждается в ее помощи и где нет никакой рациональной почвы для расхождения во мнениях между ней и государствами Запада.

Мы используем термин «рейганистская», подразумевая не все наследие политики Рональда Рейгана в США. Если разложить политику Рейгана на составляющие части – сильная армия, которая редко используется, уверенные позиции США, которые некоторые называли надменностью, но при этом во главе с достаточно приветливым лидером, и которые за десятилетие стали более настроены действовать сообща с мировым сообществом, а также экономически успешное государство с хорошо развитым производством во всех стратегически важных отраслях, - то можно получить модель для развития России. Если бы Москва направила патриотизм в относительно позитивное русло, например, на развитие своих вооруженных сил и достижение успеха в экономике и науке, последствия для региона и всего мира были бы относительно безвредными.

Данная модель развития России могла бы стимулировать технологические достижения в оборонном секторе, что могло бы в более широком контексте отразиться на возрождении российских научного и производственного секторов. Такое развитие представляется «рейганистским» в американской традиции (хотя положительные отдачи от развития оборонной сферы, вероятно, более свойственны США в десятилетия до Рейгана). Однако такую же идею в современной России продвигает представитель оборонной сферы Дмитрий Рогозин.

«Осажденная» Россия

Вероятно, стоит сразу оговориться, что эта модель представляет наименее возможный путь развития России, так как она наиболее напоминает нынешний настрой президента Путина. Главная идея в том, что ущерб российской гордости гораздо более глубокий, а горечь – более укоренившаяся, чем многие предполагали. В частности, если Владимиру Путину удастся остаться безнаказанным за свои действия на Украине, а российская экономика пострадает не катастрофически, то российские избиратели и стратеги придут к выводу, что можно продолжать бесчинствовать в своем приграничье. Россия может считать себя осажденной, но при этом заставлять других, особенно меньших по размеру соседей, чувствовать себя так же.

В рамках данной модели пути развития Россия не станет смягчать свою политику, хотя и сможет вносить некоторые тактические коррективы в свою стратегию и демонстрировать сдержанность, если в какой-то момент это будет более целесообразно. В будущем Москва может начать искать возможности реализовать свою экспансию или, по крайней мере, утвердить свою сферу влияния на большей части территории Украины, Беларуси, Молдовы и Грузии, параллельно проводя резкую политику в отношении Прибалтики и, возможно, Польши и других центрально-европейских государств. Вероятность того, что Владимир Путин может остаться президентом еще на десять лет и, возможно, повлиять на выбор своего преемника, свидетельствует о том, что такую модель развития России отрицать нельзя.

Также возможно, что идеи о великодержавной России, популярные в последнее время, могут укрепить такой настрой Москвы. Возврат к традициям российской мысли, которые возвеличивают роль своего государства как великой славянской страны, сердца Евразии, моста между Востоком и Западом, и реализация в их рамках модели «осажденной России» также может проистекать из чувства национальной гордости. Эта гордость произрастает из традиций прежних российских лидеров, таких как Петр Великий и Александр Второй, а также трудов российской интеллектуальной элиты и таких ее представителей, как Александр Дугин, Эдуард Лимонов и Эльгиз Поздняков.

Этот сценарий на первый взгляд не слишком отличается от «рейганистской» модели, которую мы описывали выше. Однако в этом случае Россия будет менее благожелательна, так как будет поглощена обидой. Дмитрий Тренин называет такую перспективу «постимперской» (но никак не «имперской» и не «неоимперской»), которая подразумевает достаточно уверенное поведение в достижении своих целей, даже если при этом используются нетрадиционные для «великой державы» средства. В военном отношении, ярким примером такой модели развития может являться отправка «зеленых человечков» (групп сил безопасности без опознавательных знаков), которые действовали в Крыму в начале 2014 года, в противовес традиционным методам – отправки пехотных войск или танков, как это происходило в прежние века[8].

 «Великая» Россия

Эта модель представляет собой развитие предыдущей. Она предполагает не только стремление России отомстить и восстановить свою гегемонию в ближнем приграничье, но и в целом укрепить национальную мощь в традиционном, имперском смысле.

Такой сценарий развития предполагает еще более вопиющие действия и агрессию против бывших советских республик в Европе. Российская экспансия может продолжиться и на центрально-азиатские республики, где проживают значительные по величине русские диаспоры, которые могут предоставить любому руководителю, похожему на Путина, повод для агрессии. Кроме того, Россия, выбравшая этот путь, вероятно, будет более активно использовать свой военно-морской флот в исключительной экономической зоне и за ее пределами в целях извлечения экономических выгод посредством, например, добычи минералов и углеводородов, экстенсивного рыболовства и контроля над арктическими судоходными путями по мере того, как они открываются в условиях глобального потепления. По факту, что-то из этого уже происходит при Путине: например, в сентябре 2013 года были оккупированы Новосибирские острова к северу от России, также участились военные учения в морях Северного Ледовитого океана.

В условиях этой модели развития России с ее соперническим подходом к международным делам также продолжатся усилия Москвы по торможению международного сотрудничества по важным для Запада вопросам, например, по поддержанию режима нераспространения в отношении Ирана и Северной Кореи.

Последствия для развития российских вооруженных сил и оборонной стратегии

Некоторые из описанных нами моделей российской стратегии развития подразумевают дорогостоящее развитие вооруженных сил, другие с этой точки зрения менее затратны.

Совсем необязательно, что увеличение расходов России на ее вооружённые силы и увеличение их численность будет хуже с точки зрения интересов Запада. Для последнего важнее то, как Москва будет действовать на международной арене, а не то, как она вооружается в мирное время, хотя эти два вопроса явно связаны между собой.

Мы выделим два вероятных сценария конечных целей развития российских вооруженных сил. Разумеется, как и в случае с описанными выше концептуальными моделями, в действительности реальная политика России может представлять собой сочетание двух вариантов или нечто среднее между ними. Тем не менее, важно выявить два отдельных сценария:

- «Играющая мускулами» Россия – с военным бюджетом около 3-4% от ВВП, что будет одним из самых высоких показателей в мире. Кроме того, Россия сохранит сильную оборонную промышленность и нацеленность на сохранение лидерства в разных сферах конвенционального вооружения.

- Россия-«дикобраз» с приоритетом ядерного вооружения. Москва скорее всего останется нацеленной на удержание ядерного паритета с США (так же, как и в случае с первым вариантом) и недопущение того, чтобы какое-либо из государств на ее границе было сильнее ее, за исключением Китая (включая специальные и киберсилы). С другой стороны, Россия может начать реализовывать элементы модели обороны, которую можно назвать «дикобраз»: в ее задачи входит не столько обладать наступательной способностью или даже иметь надежную защиту всей территории страны, сколько уметь предотвратить любые попытки внешних сил отхватить части российского государства.

 «Играющая мускулами» Россия

Согласно более амбициозному в военном плане видению своего будущего, Россия будет стремиться обладать самой сильной в Евразии армией всеми возможными способами, при этом поддерживая максимальный паритет с Китаем и европейскими странами НАТО в тех сферах, где она не может достигнуть преимущества. К этому Россию подталкивают многочисленные потенциальные стимулы. Из представленных выше пяти наиболее вероятных моделей российской политики в сфере национальной безопасности наилучшим образом этот вариант сочетается с моделями «рейганистской» и «великой» России.

С точки зрения существующего военного планирования, такой подход не потребует значительного увеличения расходов в сравнении с тем, что было запланировано до того, как случился экономический шок 2014 года. В рамках этого подхода будет требоваться постоянное финансирование существующей программы модернизации армии, а также, вероятно, позже - наращивание расходов на модернизацию стратегического ядерного арсенала и других пунктов программы, которые сегодня не получают достаточно средств.

Этот подход, как отмечалось, предполагает расходы на вооруженные силы в размере, по меньшей мере, 3% от ВВП. Этот показатель может даже составить и 5% или больше, если учитывать все сферы безопасности, включая внутреннюю безопасность, что в последнее время представляется крайне важным с учетом возникающих внутри страны проблем[9]. Такая доля военных расходов будет больше, чем у какой-либо другой крупной державы в Евразии, и даже превысит планируемый объем расходов в США в процентном соотношении с ВВП.

С учетом того, что, исходя из современных реалий, российская экономика останется гораздо слабее, чем в США, Китае или даже Японии и Германии, столь высокий уровень военных расходов в соотношении с небольшим ВВП не превратит Россию в сверхдержаву.

Однако такой подход позволит Москве оставаться третьей в мире по объему затрат на оборону после США и Китая. В результате в отдаленной перспективе – на фоне продолжающегося снижения военных расходов США и других государств Запада – это может привести к ситуации, которую Россия может использовать в своих интересах и одержать стратегическую победу, по крайней мере, в поясе своих границ.

Теоретически при таком подходе военные расходы США к 2020 году могут достичь примерно 500-550 млрд долл. В Китае этот показатель может составлять около 300 млрд долл. Россия, в зависимости от того, в каком состоянии будет ее экономика к этому моменту, будет тратить в год от 100 до 150 млрд долл., при этом следующими за ней по этому показателю будут несколько основных союзников США и Индия, военный бюджет каждого из которых в год будет составлять около 50 млрд долл.

Но даже при таком уровне расходов, Россия все равно будет едва сводить концы с концами ради обеспечения своей армии в полной ее боеспособности для охраны своих сухопутных границ по всему их периметру исключительно конвенциональными методами. Она, естественно, не сможет восстановить военную мощь, какая была в Советском Союзе. Количество военнослужащих будет незначительно увеличено до миллиона человек, и это будет реально достижимым потолком размера регулярной армии даже с учетом того военного бюджета, который заложен в данном сценарии.

Тем не менее, Россия будет стремиться достичь некоторых показателей, которые скорее всего будут в пределах досягаемости. Ядерный потенциал России, по крайней мере по размеру и тоннажу, возможно останется на одном уровне с США. Российский военный флот может достичь таких размеров, что ни одно соседнее государство не будет представлять угрозу – ни в прибрежных водах, ни в исключительной экономической зоне, ни в частях Северного Ледовитого океана, где США не утвердили свое присутствие. Специальные силы России, по типу тех, которые мы наблюдали в Крыму, будут оставаться хорошо подготовленными и хорошо оборудованными (в рамках другого сценария они также были бы в хорошем состоянии). Аэрокосмический сектор будет хорошо финансироваться, чтобы в необходимом количестве обеспечить российскую авиацию и космические силы, а также сделать российские компании конкурентоспособными на разных международных экспортных рынках оружия.

Поддержание сухопутных сил в необходимом количестве в рамках этой стратегической перспективы на фоне немногочисленного и сокращающегося (и в большинстве своем с проблемами со здоровьем) населения будет серьезным вызовом для России. Об обеспечении серьезной обороноспособности в Сибири не будет и речи. И несмотря на уверенность России в том, что НАТО представляет главную угрозу, сохранение сильной обороны страны на европейской части также будет проблематичным, особенно с учетом трехмиллионных армий НАТО. Мы, американцы, считаем, что мысль о том, что Альянс представляет угрозу для России, невообразима. Но это наш взгляд американцев – он может не совпадать с будущими представлениями россиян.

Между тем, реалистично предположить, что Россия не сможет обеспечить передовой уровень обороны на западе и на востоке. Возможно, ей удастся содержать несколько хорошо обученных групп гибкого реагирования, которые смогут остановить и отразить любое гипотетически возможное вторжение на территорию России. С учетом логистических проблем такого вторжения, даже многочисленная китайская армия в обозримой перспективе не сможет поддерживать большие части своих регулярных вооруженных сил в отдаленной местности на территории, например, Сибири. Только армия США действительно способна на сегодня реализовывать такую отправку войск на столь отдаленное расстояние, но, как мы уже отмечали, мы считаем идею об угрозе материковой России со стороны США нереальной. Соответственно, с учетом того, что обеспечить надежную оборону по периметру границ страны пока представляется нереализуемым, Россия, если она разделит с нами оценки вероятных рисков, может создать армию конвенциональной боеспособности, которая сможет эффективно отражать любое нападение извне, особенно со стороны Китая. Когда, наконец, все эти элементы сложатся вместе, такая российская армия, более дорогая и боеспособная, может быть привлекательной для будущих избирателей и политических деятелей.

В соответствии с данным подходом к будущему российских вооруженных сил, Россия, оставаясь ядерной сверхдержавой, сможет однозначно утвердиться как страна с третьей по мощи армией. У нее будет значительный перевес по стратегическим вопросам в поясе своих границ. Также военно-экспортное производство, хотя и не достигающее высоких стандартов США, сможет постепенно перейти на самообеспечение за счет многочисленных зарубежных партнеров. Россия даже в определенный момент может начать сотрудничать с Китаем по некоторым аспектам безопасности, чем заметно снизит предполагаемую необходимость защищать границы Сибири.

Россия-«дикобраз» с приоритетом ядерного вооружения

Описанное выше видение будущего России с хорошо вооруженной армией, возможно, крайне привлекательно для вооружения россиян. Оно хорошо соотносится со многими аспектами истории страны, ее взглядов, национального чувства гордости и предназначения. Однако это очень дорогостоящий вариант. При этом в стране огромные проблемы: сокращающаяся и плохо образованная рабочая сила, шаткое положение среди мировых лидеров в развитии науки, а также ограниченные экономические ресурсы – за исключением природных. В действительности, Россия сегодня с трудом удерживает численность регулярной армии на уровне 1 миллиона человек, что частично связано с демографическими трудностями[10].

Увеличение размеров вооруженных сил станет серьезным вызовом для государства, которое не может справиться с другими проблемами.

Вполне возможно, что российская военная мощь станет менее многочисленной и более дешевой, если это будет согласовываться с ключевыми интересами страны. Такая армия хорошо подходит под ранее описанные модели «прозападной России» или «минималистской России», и даже – в определенной степени – «осажденной России». Поддерживая существенную ядерную мощь, хорошо подготовленные (пусть небольшие) специальные силы и конвенциональные силы в более скромных размерах, Россия по-прежнему будет способна на многое в региональном масштабе. Если ей нравится иногда подзуживать такие страны, как Украина и Грузия – военный бюджет каждой из которых исчисляются миллиардом долларов в год – для России не составит никакого труда поддерживать себя на уровне третьей по боеспособности армии в мире. Военных расходов в размере около 50 млрд долл. в год в зависимости от обменного курса – около 1% вероятного ВВП в будущем – будет достаточно. Даже США, у которых численность армии и затраты гораздо больше, тратят менее 10 млрд долл. в год на свои специальные силы и 15-20 млрд долл. – на наступательные ядерные силы[11]. Чтобы превзойти эти показатели, России достаточно тратить всего примерно 20 млрд долл. в год и 30 млрд долл. на финансирование поддержания менее продвинутых, но принципиально важных конвенциональных вооруженных сил.

С таким уровнем военных расходов Россия сможет поддерживать армию численностью около полмиллиона человек или даже немного больше, ядерные силы в виде 1000 или более стратегических боеголовок, умеренных размеров военный флот (в каждом из своих 4 основных портов, не превышая исторической нормы) и достаточный объем производства боеспособного высокотехнологичного оружия для сохранения на плаву относительно эффективной и развитой оборонно-промышленной базы. В рамках этого варианта Россия будет оставаться ядерной державой. Ее армия будет больше, чем любого европейского государства НАТО. Если Москва будет чувствовать уверенность в отношениях с Китаем, или по крайней мере уверенность в эффективности своего ядерного сдерживания в противовес Пекину, такое состояние армии может быть вполне достаточным. При этом Россия также сможет обеспечивать свое присутствие в водах Северного Ледовитого океана посредством флота средних размеров, который позволит обеспечивать защиту северных морей в рамках исключительной экономической зоны в соответствии с Конвенцией ООН по морскому праву.

В этом варианте стратегии военного развития России много положительного. В будущем российские политики и стратеги, вероятно, будут обсуждать такой сценарий, хотя вряд ли можно с уверенностью говорить, что в его отношении будет достигнут консенсус.

Прогнозы, последствия и вероятные ответные меры

В свете всего выше сказанного – какие сценарии развития российского политического курса наиболее вероятны? Наша задача состоит в том, чтобы заглянуть в будущее, за пределы современных подходов Владимира Путина в 2015 году, признавая при этом, что его влияние будет в обозримой перспективе оставаться значительным, и оценить более структурные и идейные факторы, которые скорее всего окажут влияние также и на лидеров будущей России. Смысл не в том, чтобы показать, что Путин не играет особой роли при этом, или что история формируется исключительно факторами более масштабными, чем отдельные личности. Очевидно, что Путин в собственном лице привнес огромные изменения на международную арену и в отношения России с внешним миром, особенно за недавнее время – и он остается силой, с которой нужно считаться. Однако нам также интересно рассмотреть, какие элементы российского самосознания этот популярный внутри своей страны лидер всего лишь персонифицирует и особенно четко отражает – и какие из них, соответственно, останутся и после его ухода.

Россия, которая стремится вступить в НАТО или которая примет на вооружение пост-вестфальский подход к определению роли государства, представляется в лучшем случае отдаленной перспективой. Реализация такого сценария отражает либеральные взгляды, приверженцев которых сегодня в России, наверное, меньше, чем когда-либо – и это не только из-за Путина. С другой стороны, модель экспансионистской России, действующей по принципам политики Советского Союза во времена Брежнева, предлагает слишком мало в обмен на столь высокие затраты и риски.

Что касается остальных моделей – «прозападной», «минималистской», «рейганистской», «осажденной» и «великой» России, сложно с уверенностью утверждать, какая из них будет наиболее популярна в стратегической культуре России в будущем. Однако полностью прозападная модель государства для Москвы представляется очень отдаленной перспективой для относительно обозримого будущего – с учетом сплоченности вокруг Путина с 2014 года. Развитие стратегии национальной безопасности в русле модели «минималистской России» представляется вероятным сценарием, но только в том случае, если россияне, гордый и амбициозный народ, решат, что ключ к укреплению своего статуса и авторитета лежит через достижение успехов в экономике и других невоенных сферах, а не в бесконтрольной милитаризации, которая влечет риски саморазрушения. Если Москва решит следовать модели «великой России», она еще больше самоизолируется от остального мира в результате более жесткой санкционной политики, чем проводимая на сегодня с начала украинского кризиса в 2014 году. Представляется, что такая перспектива также достаточно отдаленная, если вообще вероятная.

Таким образом, мы считаем, что наиболее вероятными являются оставшиеся два варианта: 1) Россия, подход к внешней политике и безопасности которой близок к США в период президентства Рейгана; главными элементами этого подхода являются усиленное чувство патриотизма в обществе, предпочтение укреплению национальной армии в государственной политике, однако сдержанность в реальном использовании вооруженной силы как внешнеполитического инструмента; и 2) «осажденная Россия», продолжающая внешнеполитический курс на основе принципов, которые демонстрировал Владимир Путин в 2008 году и демонстрирует с 2014 года по сей день и которые больше представляются оппортунистическими, чем частью последовательной неоимперской стратегии (что, в свою очередь, предполагает модель «великой России»).

Из этих двух вариантов «рейганистская» модель, хотя она и не подразумевает снижения уровня военных расходов, представляется более мягкой. Она предполагает более уверенный и самодостаточный – а значит и менее агрессивный – взгляд Москвы на внешний мир. Она означает, что государство будет стремиться реализовывать свои интересы разумными и взвешенными средствами и принимать решения соответствующим образом.

Для Вашингтона это может быть хорошим вариантом – и результатом, к которому надо стремиться. Выявится, что у Запада и России объективно есть общие интересы на глобальном уровне по целому ряду проблем, начиная с ядерного нераспространения и заканчивая борьбой с терроризмом и направления подъема Китая в позитивное русло.

Таким образом, стратегический подход Москвы, лишенный эмоционального багажа и ставший способным относительно рационально оценивать, в каких случаях и по каким вопросам нужно сотрудничать с внешними силами, превратит Россию в страну, с которой проще уживаться.

Если получится разрешить такие чувствительные вопросы, как расширение НАТО и установка систем ПРО, то мы сможем создать такой мир, в котором Россия, сохраняя свое явное отличие от Западных государств (и раздражая этим непривлекательным состоянием либералов), будет государством, с которым можно эффективно сотрудничать. Это, вероятно, лучший вариант из тех, на которые нам приходится рассчитывать.

Примечания