К возвышению ИГ привели ошибочная политика США и правительства Ирака

Исламское государство (ИГ) было провозглашено в конце июня 2014 года лидером группировки Исламское государство Ирака и Леванта (ИГИЛ) Абу Бакром аль Багдади. К началу 2015 года оно укрепилось и расширило свое влияние на сирийских и иракских территориях.

Появление ИГ стало следствием «арабского пробуждения», но в большей степени - результатом политики монархий Персидского залива и США. Последними в августе 2014 года была запущена контртеррористическая кампания в Ираке. Из военно-воздушной она плавно переросла в наземную, когда Барак Обама санкционировал отправку 1,5 тыс. американских военных в Ирак и начало военной подготовки иракских новобранцев. Тем не менее, значимых результатов коалиции во главе с США добиться так и не удалось. Кроме Ирана и Сирии ни у кого из соседей Ирака нет мотивов вступать в открытое противостояние с боевиками или желать уничтожения ИГ. А у стран Запада нет ресурсов для борьбы с ИГ своими руками.

Стремительный рост авторитета ИГ в исламском мире накладывается на отсутствие для него военно-политического противовеса, способного остановить распространение радикальной исламистской идеологии. Это порождает дебаты в СМИ и экспертных кругах о причинах возникновения этого феномена: арабские и российские специалисты склонны винить главным образом США, которые своими действиями создали условия для радикализации ислама и появления ИГ. Однако политика Вашингтона в регионе была не единственным фактором, спровоцировавшим активность исламистских экстремистов.

Американское силовое вмешательство в 2003 году действительно привело к уничтожению иракского государства с сильным военным потенциалом и созданию условий для возникновения в середине 2000-х гг. суннитской радикальной группировки Исламское государство Ирак (ИГИ), из которой впоследствии выросла организация ИГИЛ.

Внедряемые США «демократические» принципы, основными проявлениями которых стали оформление парламентского республиканского устройства государственного управления и реализуемая в Ираке с 2006 года формула распределения основных государственных постов между шиитами (премьер-министр), курдами (президент) и суннитами (спикер парламента), стали фактором не интеграции, а территориально-политической дезинтеграции страны и дальнейшего ослабления центральной власти.

Данным обстоятельством не могли не воспользоваться укрепившие свои позиции региональные центры силы – Турция, Иран, Саудовская Аравия. Они наращивали свое вмешательство во внутренние дела Ирака при опоре на отдельные социально-политические группы. В итоге Ирак превратился в поле противостояния в борьбе за сферы влияния на Ближнем Востоке.

Сформированное американцами «демократическое» иракское государство не ставило своей задачей достижение социально-политического консенсуса между основными этно-конфессиональными группами Ирака. Однозначная поддержка шиитских политических групп и непредусмотрительно проводившаяся политика «де-баасизации» не только привели к разложению сильного государственного аппарата и силовых структур, но и обострили шиитско-суннитские противоречия, что впоследствии стало фактором активизации ИГИЛ. Значимыми кадрами организованной и мощной военной структуры боевиков стали именно сунниты-баасисты.

С другой стороны, такая политика США может иметь целью именно предотвращение восстановления сильного государства в Ираке. Если так, то данная стратегия реализуется США в отношении всего региона Ближнего Востока. Основной задачей при этом является обеспечение собственных экономических и военно-политических интересов при минимальной вовлеченности в дела региона. Сохраняя за собой вес в решении ключевых вопросов в регионе, США стремятся поддерживать в нем баланс сил и предотвращают усиление какой-либо из региональных держав.

Значительная доля ответственности за развитие феномена ИГ лежит на иракских властях, которые не смогли учесть интересы ключевых этно-конфессиональных групп и племен. В итоге это не позволило восстановить сильное иракское государство и избавиться от вмешательства США и региональных держав во внутриполитический процесс в стране. С отставкой в августе 2014 года премьер-министра Нури аль-Малики, испортившего отношения практически со всеми внешними и внутренними политическими силами, включая шиитов, появились предпосылки для того, чтобы все главные внутриполитические силы Ирака могли договориться. Между тем, до сих пор не существует единой национальной иракской армии – несмотря на международные усилия последних десяти лет. Те незначительные успехи, которые наблюдаются в противостоянии ИГ в Ираке, достигаются курдскими отрядами Пешмерга и отдельными боевыми формированиями Багдада при значительной помощи извне. Также не существует и сильного иракского – унитарного или федеративного – государства.

До тех пор, пока иракцы, в большинстве своем не разделяющие идеологии боевиков, не увидят в лице Багдада реальную военную и политическую силу, успешно противостоящую ИГ, Халифат аль-Багдади не потеряет свою социальную базу.

Однако феномен ИГ следует рассматривать не только как элемент региональной исламизации. Это в первую очередь последствие нового витка борьбы за сферы влияния с активным использованием исламского компонента. Так же, как США и Западная Европа приучили весь мир разговаривать на понятном западным обществам «языке демократических ценностей и принципов», так государства, претендующие на роль региональных держав на Ближнем Востоке, научились разговаривать на близком арабской улице «языке ценностей ислама» - не всегда искажая, но неизменно прикрываясь «ценностями» в реализации своих геополитических амбиций. Так, суннитско-шиитское противостояние Саудовской Аравии и Ирана усложнилось с появлением новых региональных центров силы. Накануне появления ИГ в игру вступили «Братья-мусульмане», которые в 2012-2013 гг. при поддержке Турции и Катара выступили как противники КСА.

Главным последствием политики США на Ближнем Востоке является неспособность, а зачастую – нежелание, региональных игроков брать на себя ответственность в решении кризисов на Ближнем Востоке и выступать в качестве гаранта стабильности. Вместо этого, они склонны к неосмотрительному вмешательству во внутренние дела на стороне одного из участников конфликта в собственных целях. В результате, в сирийском кризисе, в частности, региональные державы вместо урегулирования увлечены критикой друг друга, а также призывами к Западу вмешаться. Поэтому надежды отдельных наблюдателей на то, что борьба с ИГ как общим вызовом объединит, хотя бы временно, соперничающих Иран, Турцию и Саудовскую Аравию, не оправданы. От того, какой из центров силы одержит победу над ИГ будет зависеть дальнейшая перекройка сфер влияния в регионе. Поэтому каждое из государств будет стремиться противостоять боевикам (или взаимодействовать с ними) самостоятельно, укрепляя свое положение в регионе и ослабляя конкурентов. При этом не исключаются временные альянсы и привлечение внешней поддержки.

США не несут единоличной ответственности за ИГ. Однако они сыграли значительную роль – как в создании благоприятных условий для появления и активизации ИГИЛ в Ираке, так и в том, что реального военно-политического противовеса боевикам в регионе сегодня нет.